Джил Грегори - Сладкая мука любви

Все разом посмотрели вверх, послышались восклицания, и группа ускорила и без того торопливое движение.

– Где Эмма? – раздался прерывистый от волнения и тревоги голос Уина. – С тобой, надеюсь? С ней все в порядке?

– Можете быть спокойны! – крикнул Такер и повернулся к Эмме: – Еще немного, и они будут здесь.

– Как странно! – озадаченно произнесла девушка. – Отец на свободе… Каким образом?

– Росс был еще жив, когда я оказался в «Империи», он успел сказать, где ты, и назвать убийц Бо. Я сразу уведомил шерифа, что твой отец невиновен.

Такер осторожно убрал прядь волос с лица Эммы. У нее был такой доверчивый, такой беззащитный вид, что он изнемогал от желания поцеловать ее тысячу раз, не меньше. Но она казалась такой измученной, что страшно было даже прикоснуться.

– Ты все узнаешь, но позже, когда будешь лежать в мягкой постели, на чистых простынях и отдыхать. Пусть ваша грозная экономка пичкает тебя чаем, или супом, или чем там еще женщины пичкают того, кого хотят побаловать.

– Очень скоро ты все узнаешь насчет того, как балуют, потому что я буду баловать тебя, Такер. – Эмма помолчала, усмехнулась с оттенком лукавства и добавила: – И не только тебя.

– Да? Кого же еще? – спросил он, невольно затаив дыхание.

– Нашего ребенка. Потому что ты скоро будешь папочкой, Гарретсон! Так-то вот.

Совсем новое, глубокое и сладостное чувство пронзило Такера. Вне себя от радости он обхватил Эмму, прижал к себе, жадно и благодарно поцеловал в губы… и замер в ужасе.

– Ну что же ты, продолжай, – поощрила она. – Женщины не настолько хрупки, даже беременные, чтобы переломиться, как тростинка, в объятиях мужчины.

– Я знаю, солнышко, я знаю… но лучше все-таки не рисковать. Осторожность никогда не помешает.

Копыта лошадей поисковой группы зацокали за ближайшими скалами…

На другой день утром Такер верхом направился на ранчо Маллоев. Он был чисто выбрит и тщательно причесан, а в руке сжимал такой громадный букет полевых цветов, из которого спокойно вышло бы целых два. Причина для визита была настолько важной и серьезной, что он счел за лучшее надеть новую рубашку и застегнуть ее на все пуговицы, так что неразношенный ворот давил на шею, как удавка.

Спешившись у веранды, он – в который уже раз! – сунул палец за ворот в попытке хоть немного его растянуть, проклял сквозь зубы всю новую одежду в мире, хотел было расстегнуть верхнюю пуговицу, но подумал и оставил все, как есть.

Дверь открылась раньше, чем он успел постучать. Подбоченясь, на него неодобрительно смотрела Коринна:

– Ну и что тебе здесь надо?

– Хочу повидать… – начал Такер, но голос вдруг сорвался.

Черт возьми, это еще что за ерунда! Словно школьник у дверей своей первой пассии!

– Мэм, – он сделал вторую попытку, стараясь держаться любезно, но с достоинством, – я пришел повидать Эмму, а также мистера Маллоя.

Коринна только сильнее нахмурилась, продолжая его разглядывать.

– И вас, разумеется, – добавил Такер.

– Вот как, меня? – Глазки экономки настороженно сузились. – Это еще зачем?

– Ну как же! Чтобы подарить вам цветы, зачем же еще? – Такер протянул букет Коринне. – Спасибо за то, что вы так суетились вокруг Эммы вчера.

– Я всегда вокруг нее суечусь, так что нечего делать из мухи слона! – проворчала экономка, но глаза ее засветились от удовольствия. – Ладно уж, проходи. Я им передам.

Такер ступил через порог со странным чувством. Прежде ему не случалось бывать в доме Маллоев. Внутри все было именно так, как он представлял себе, – уют и комфорт. На столике в холле красовался букет роз, и Такера бросило в пот при мысли, что он только что отдал Коринне цветы, предназначенные для Эммы.

Вот дьявольщина! Он бросился вон из дому, лихорадочно огляделся и заметил за колодцем полянку, поросшую ромашками и колокольчиками. Облегченно вздохнув, он принялся составлять новый букет, а вернее, охапку цветов.

– Что это ты делаешь, Гарретсон? – раздалось за спиной. – Не успел приехать, как уже что-то потерял?

Такер повернулся. Та, которой он собирался сделать предложение, стояла рядом, склонив голову и сложив руки на белом переднике. Она была в желтеньком домашнем платьице, отделанном кружевом, густые черные волосы скромно перехвачены сзади лентой в тон ему. Никогда еще Такеру не доводилось видеть такого воплощения скромности и добронравия, и только бесенята в синих глазах напоминали о своенравном и живом характере этой скромницы. Контраст был так силен, что он едва не выронил цветы и, кажется, даже забыл, как дышать.