Сьюзен Кинг: Око ворона

В центре медальона, на овале полированного золота, была искусно выгравирована трогательно поникшая фигурка святого с нимбом над головой. На обратной стороне затейливо вились слова испанской молитвы.

Пальцы Роуэна сомкнулись вокруг медальона, а глаза обежали переполненное, дымное и шумное помещение.

Казалось, остальным посетителям до него нет никакого дела; все они были поглощены выпивкой, болтовней или заигрываниями с рыжеволосой смешливой девчушкой-подавальщицей. Роуэн вглядывался в завсегдатаев трактира, гадая, хранит ли кто-нибудь из них ту тайну, что так нужна ему. И знает ли кто-нибудь хоть что-то о пропавшем испанском золоте.

Роуэн вновь спрятал медальон в кошель. Эту вещицу, несколько монет да необычного вида зеркальце он нашел на берегу среди обломков испанского корабля. Несмотря на полученный строжайший приказ, Роуэн не стал сообщать о находках. Их мизерная ценность не стоила того, чтобы беспокоить английские власти.

Море выбросило на берег немало сверкающих золотом и серебром вещиц, которые исчезли в карманах шотландских рыбаков. Роуэн не в силах был лишить их законной добычи, хотя над ним дамокловым мечом висел приказ собрать все до единого сокровища испанцев и передать Тайному совету.

Советники королевы Елизаветы считали трофеи законным имуществом победителей Армады и пришли в ярость, узнав, что с шотландского берега пропали испанские сокровища. Собственно, эта кража и стала главной причиной, приведшей Роуэна Скотта в придорожную таверну в такую жуткую ночь.

Роуэн вновь вгляделся во мглу за окном. Ветви деревьев трещали под яростным напором ветра. Шторм не за горами. А Джорди Белл так и не появился… Между бровей Роуэна пролегла тревожная морщинка.

Джорди, давнишний друг и сотоварищ по набегам, клятвенно обещал встретить его в этой придорожной таверне еще до захода солнца, утверждая, что сообщит кое-какие важные сведения насчет исчезнувших сокровищ испанцев.

Роуэна снедало беспокойство и нетерпение. Давно пора было продолжать путь к замку Блэкдраммонд. Дедушка с бабушкой заждались – Роуэн заранее сообщил им о приезде. Отсюда до замка было не более часа быстрой езды… но только в хорошую погоду. Гроза же неминуемо увеличит это время, прикидывал Роуэн. И заметно увеличит. Анна и Джок Скотты будут переживать за внука, а этого Роуэну совсем уж не хотелось.

И все же он решил задержаться еще минут на десять-пятнадцать. Поудобнее устроившись в кресле, сунул руку внутрь кожаного жилета, надетого поверх рубахи и холщового камзола, достал завернутый в тряпицу круглый плоский предмет величиной с ладонь.

Роуэн развернул зеркальце, и отполированный камень подмигнул ему, словно темная звезда, – точь-в-точь как тогда, на берегу, куда его выбросили волны. Выпуклая поверхность в обрамлении деревянной кружевной рамки приятно холодила пальцы. Особой ценности эта скромная вещица не имела, но Роуэну она понравилась необычностью материала и формы. Да и зеркало всегда могло пригодиться. Он хотел подарить находку бабушке вместе с золотым медальоном… Мягкая улыбка вновь тронула его губы. Бабушка наверняка сочтет подарок дурацкой папистской безделушкой.

Рамка резного дерева, вся в трещинах и с полуобсыпавшейся позолотой, когда-то, видимо, была украшена драгоценными камнями. Сейчас же вместо них чернели овальные пустоты. Окруженный деревянными кружевами, идеально гладкий камень напоминал оникс, но его поверхность была затуманенной, дымчатой, полупрозрачной.

Роуэн повертел зеркальце в руке. Темная поверхность послушно отразила сначала язычки пламени в очаге, потом чернеющее в окне грозное небо. Должно быть, вещица и была задумана как ручное зеркальце, решил Роуэн. Для драгоценной безделушки она, пожалуй, великовата. Вновь повернув зеркало, он лицом к лицу встретился со своим отражением.

На него смотрел худощавый, смуглый и совсем молодой человек… слишком молодой; сам Роуэн ощущал себя гораздо старше. Он выглядел утомленным и хмурым – сказалась прошлая бессонная ночь, а в жестких складках вокруг рта и мрачном огне глаз угадывались следы накопившейся за годы тюрьмы усталости.

Чистые линии высокого лба и скул, упрямого подбородка и аристократически вылепленного носа напоминали черты его отца. От отца же достались ему и волосы, густые, черные, как полированный камень, что он сейчас держал в руке. Память о матери была жива в форме чувственных губ и пронзительной зелени глаз, обрамленных черной каймой ресниц.