Биверли Бирн - Неугасимый огонь

– Ну что ты там видела? – встретил ее вопросом Бенджамин.

– Ничего, только красивую птичку с серыми глазами.

Что за птичку, она не знала. Может быть потому, что вообще не понимала, видела ли она это или все происходило во сне.

– Будем отдыхать, – решил Бенджамин.

Старик и девочка устроились на соломенном тюфяке на полу. Софи сразу заснула, а Бенджамин нет. Клубок из дурных предчувствий отогнал сон от него напрочь. Старик начал сознавать, что совершил какую-то ужасную и возможно, непоправимую ошибку. За всю неделю путешествия по Испании они нигде не обнаружили признаков сошедшего с небес Мессии или наступления нового чудесного века. Бог ввел его в заблуждение. Нет, не Бог – это он сам выбрал неверный путь.

Солнце клонилось к закату, наступало время молитвы. Бенджамин поднялся с пола, оставив девочку лежать укутанной в его толстый плащ. Она что-то бормотала во сне, вздрагивала и Бенджамин встревожился за ее здоровье. Он опасался горячки. По щекам у него потекли слезы. Старик вытер их и обратил свой взор на восток.

Ермолку одевать он не стал, нетронутым остался и талес. Бог не советовал людям свершать самоубийство ради соблюдения Закона, в особенности тогда, когда на человеке лежало бремя заботы о ребенке. Разумеется, он будет молиться, но не так как в своей синагоге. В этой деревушке, где жили замкнутые, недоверчивые «кампезине», так их называли по-испански, ожидать восторженного приема чужестранцу, да притом еврею!.. Конечно же, это было невозможно. Не выпуская из рук свой бархатный мешочек и едва заметно раскачиваясь, старик одними губами произносил древнееврейские слова заклинания. В молитве Бенджамина отражалась скорбь еврея, который на склоне лет просит Бога простить ему все то, чем он мог его прогневить. И еще старик просил Всевышнего за свою внучку – милую и очень им любимую Софи. И постепенно голос Бенджамина крепчал, набирал силу. На глазах у него появились слезы и погрузившись в неистовый экстаз он отрешился от всего, что его окружало. Перед ним стояли лишь два образа – Бог и Софи… По истечении времени жители Мухегорды, которые остались в живых, вспоминали ту давнюю ночь, как ночь стенаний, воплей и плача. Подобными же были и воспоминания двоих цыган.

Хоселито был прав в одном – жители этого селения постоять за себя не могли. Тому был ряд причин, но главная состояла в том, что деревня была совершенно забыта королевскими чиновниками. Что здесь творится, как живут крестьяне, да и живы ли вообще!.. – никого не интересовало в королевском дворце. Лишь раз в году в это убогое, грязное селение являлся сборщик подати. А жилось «кампезинос» нелегко. Селение было горное, а потому летом здесь была нередко страшная жара и засуха, а зимой лютые морозы и ледяные ветры. Из-за холодов часто погибали и люди, и скотина, недоедая, болея, жители Мухегорды выглядели изможденными и понурыми. Но самым страшным горем для них были набеги разбойников, и то, что произошло октябрьским вечером 1790 года в этой деревне трудно даже описать…

Сразу же после захода солнца, едва Бенджамин успел произнести аминь, по единственной дороге Мухегорды застучали лошадиные копыта. Всадников было одиннадцать. К седлам были привязаны мушкеты, а в руках они держали хлысты. Хлысты были длинными и очень прочными – над ними трудились большие умельцы, и когда хлысты рассекали воздух, это был звук смерти. При виде этих страшных-страшных грабителей жители деревни бросились прятаться кто куда, но всадники уже пустили в ход свои хлысты. В мгновение окна ими были обезглавлены двое: женщина и маленький мальчик. Старик, у которого Бенджамин снимал угол, закричав, бросился к мертвому ребенку. За ним бросился наездник, размахивая смертельным оружием. Сыромятная плеть срезала старику ноги выше колен, словно они были из воска. Земля не успевала принять в себя лившуюся кровь. Запах крови, вопли людей, детский плач раззадоривал лошадей, которые, встав на дыбы, затаптывали жителей деревни. Это был вихрь смерти.

Карлос и Хоселито наблюдали за происходящим сверху.

– А ведь я знал, что что-то произойдет, – шептал Карлос.

– Фанта, посмотрев мою ладонь перед тем, как мы уезжали из Севильи, сказала мне, что поездка закончится бедой…

– Фанта только и знает, что врать. Она всегда выдумывает.

– Ты такой же легковерный, как и эти чужаки, – от страха Хоселито весь дрожал. – Заткнись лучше! Пока нас никто не обнаружил, здесь мы в безопасности.

На Мухергорду опустилась тьма, но деревня вдруг осветилась. В одной из хижин вспыхнул пожар: горели тюфяки, деревянная мебель и прочая домашняя утварь. Пламя, бушевавшее в хижине, через двери и окна вырвалось наружу и продолжало свой безумный танец, охватывая близлежащие дома. Спасаясь от огня люди выбегали прямо под копыта лошадей и становились легкой добычей бандитов. Языки пламени лизали тела тех, кто не мог уже подняться. В воздухе стал ощущаться запах горелой плоти.