Барбара Картленд
Прелестные наездницы
– Спокойно, парень, торопиться некуда, – сказала Кандида, натягивая вожжи. Но даже произнося эти слова, она понимала, что торопиться было куда и что она лишь старалась оттянуть то, что ей предстояло.
Снова и снова повторяла она про себя:
«В последний раз… Да, это последний раз, когда я еду на моем Пегасе, и, пожалуй, в последний раз подо мной такой скакун».
Слова эти вновь и вновь вертелись у нее в голове, и ей казалось, что и конские копыта без устали выстукивают:
«В последний раз! В последний раз! В последний раз!»
Она обвела взглядом местность, по которой ехала: на кустарниках – живых изгородях распускались первые весенние почки; пышные, словно заново рожденные луга дышали свежестью; сквозь заросли мха на обочинах пробивался первоцвет, а ковер из анемонов в перелесках был бел и девствен.
«В последний раз! В последний раз!»
– О, Пегас, – прошептала Кандида, наклонившись вперед, чтобы похлопать коня по шее. – Как же мне вынести разлуку с тобой? Как же могло все так получиться?
Она почувствовала, что слезы начинают наворачиваться ей на глаза, и прикусила губу, чтобы сдержаться. Плачем делу не поможешь. Все было так безнадежно! Она ничего не могла сделать, чтобы спасти Пегаса, да и себя тоже.
Ей следовало бы ожидать, что все это случится, после того как год назад умерла ее мать. «Изнурительной болезнью» называли это врачи в поисках более обтекаемого понятия. Лишь Кандида знала, каких усилий стоило матери скрывать приступы, от которых она мучилась, или не показывать своей слабости, которая росла день ото дня.
У Кандиды мелькнула мысль: уже тогда было ясно, что без матери отец не выживет – ее веселый, энергичный, но слабый отец, вокруг которого рухнул весь мир, когда он потерял любимую жену, без чьей поддержки не мог.
Он начал пить; каждый вечер заходил в «Королевский погребок», и Кандида понимала, что не общение с компанией его туда тянуло. Он страшился пустоты дома, особенно спальни, где должен был спать без жены. Кандида пыталась помочь ему, но своим поведением и образом мыслей он напоминал неожиданно ослепшего человека, который не видит ничего, кроме тьмы.
«Как она могла покинуть меня? – нередко с яростью вопрошал он, когда был пьян. – Куда она исчезла?» И часто, когда Кандида помогала ему подняться по лестнице в спальню, он кричал: «Эммелина, Эммелина!» Голос его раскатами проносился по дому, и эхо, казалось, вторило ему: «Эммелина, Эммелина!..»
Следовало бы сразу понять, подумала Кандида, когда он только вышел из дома в ту последнюю ночь, что она больше никогда его не увидит: Весь день было холодно и сыро, а с наступлением сумерек хлынул ужасающий ливень.
– Не ходи никуда сегодня, папа, – попросила Кандида, услышав, как он велел старому Неду седлать Джуно, свою гнедую кобылу.
– У меня назначена встреча, – ответил он, избегая ее взгляда, и она прекрасно понимала, что встреча была назначена в «Королевском погребке» с бутылкой крепкого бренди.
– Слушай, папа, я затопила камин в библиотеке, – умоляющим тоном начала Кандида. – По-моему, внизу есть еще бутылочка твоего любимого кларета. Давай я схожу в погреб и ты выпьешь ее дома, возле камина.
– Один? – резко спросил он, и ей передалась вся боль его голоса.
– Я могу посидеть с тобой, – с некоторой робостью предложила Кандида.
– Верю, что можешь, – сказал он. – А потом проводишь меня наверх, до кровати. Ты хорошая дочь, Кандида.
Отец наклонился, чтобы поцеловать ее, и у Кандиды мелькнула надежда, что ей удалось убедить его остаться. Но тут же он почти грубо отстранил дочь.
– Я должен прийти, раз обещал, – сказал он, и в его голосе была агония, слишком хорошо ей знакомая.
Вот так, когда безысходное отчаяние по поводу своей потери охватило его, он не смог больше оставаться в доме. Ему невыносимо было видеть знакомые вещи, вызывавшие слишком мучительные воспоминания о жене: ее любимый стул со смешной маленькой подушечкой, на которой она сделала вышивку бисером; столики, на которые она ставила вазы с благоухающими цветами; инкрустированную шкатулку для швейных принадлежностей, всегда стоявшую рядом с ней, чтобы она могла занять себя, когда они разговаривали или когда он читал вслух поэмы, которые сам написал и которым она изо всех сил старались дать высокую оценку, чтобы сделать мужу приятное.
Именно эти поэмы, как Кандида однажды узнала, явились причиной того, что семья ее матери была против этого брака. Будучи ребенком, она часто удивлялась, почему у нее только мать и отец, в то время как у других девочек были дедушки и бабушки, дяди и тети, двоюродные братья и сестры. Она уже в раннем возрасте почувствовала, что в изоляции, в которой они жили, было что-то странное.
Читать дальше