Элизабет Чедвик
Сокровища короля
Линкольн, весна 1216 года
Стояло восхитительное майское утро. В природе царили покой, идиллия, гармония. А в доме Эдварда Уивера в Линкольне бушевал ураган.
– Не пойду! – кричала отчиму Мириэл. – Не пойду в монастырь. И ты меня не заставишь. Все равно сбегу. Клянусь!
Светлые глаза Найджела Фуллера налились кровью. Расставив широко ноги, он принял угрожающую позу.
– Теперь я – глава семьи и непослушания не потерплю. Слишком долго здесь потакали твоему бесстыдному своеволию!
– Ты всегда хотел избавиться от меня, только и мечтаешь об этом с тех пор, как женился на маме! – воскликнула Мириэл. – Едва похоронили дедушку, а ты уже за свое. – Она презрительно вскинула голову. – Таким, как он, ты все равно никогда не станешь. Этот дом так и будут называть домом Эдварда, даже после твоей смерти.
Мириэл поняла, что сказала лишнее. Найджел взревел, занося над ней кулак. Она увернулась от удара и схватила прялку из корзины у очага.
– Не смей прикасаться ко мне! – Она попыталась сглотнуть слюну, но в горле пересохло от страха.
Теперь, когда рядом не было дедушки, защищавшего ее от гнева отчима, наказание казалось неизбежным. Мириэл ткнула его прялкой в рыхлое брюхо. Он отскочил, и она кинулась к выходу. Грузность не помешала Найджелу проявить проворство. Прежде чем она успела отодвинуть щеколду, он схватил ее за толстую рыжеватую косу и рывком вытянул на середину комнаты.
Мириэл ударила отчима прялкой, но он вырвал орудие у нее из рук и отшвырнул в сторону. Тыльной стороной мясистой ладони он хлестнул ее по лицу, распоров кожу на виске золотой печаткой. Мириэл пыталась отбиваться, но Найджел крепко держал ее за волосы. Она царапалась, кусалась, как собака, пока не ощутила на зубах соленый вкус крови. Найджел взвыл и вновь ударил ее. У девушки потемнело в глазах, ноги подкосились, но грубая мужская рука, державшая ее за косу, не позволяла упасть.
– И не вздумай мне перечить! – пыхтел Найджел. – Нравится тебе это или нет, завтра ты отправишься в монастырь святой Екатерины!
– Ни за что! – огрызнулась Мириэл, продолжая упрямо настаивать на своем. Теперь она могла только дерзить. Пусть уж лучше убьет ее: она скорее умрет, чем покорится.
Вдруг затрещали языки разгорающегося пламени, и в комнате запахло паленой шерстью. Отброшенная прялка, одним концом угодившая в очаг, была охвачена огнем, уже подобравшимся к стоявшей поблизости корзине с немытой шерстью. В отворившуюся дверь ворвался свежий воздух, и комната внезапно наполнилась грязным удушающим дымом. Пламя метнулось к стропилам.
Бранясь и ревя, словно взбесившийся медведь, Найджел швырнул Мириэл на пол, изо всей силы пнул ее под ребра и, схватив с сундука бутыль с вином, выплеснул ее содержимое на пылающую корзину с шерстью.
Открылась дверь, в комнату заглянула женщина. Ома испуганно вскрикнула и кинулась за ведром с водой. Отовсюду уже сбегались на пожар с накидками и метлами другие домочадцы.
Мириэл зажмурилась, пытаясь воздействовать на гное затуманенное сознание: ей хотелось полного беспамятства. Однако и это желание, как и все остальное к се жизни, сколько она ни старалась, не подчинилось ее воле. Хотя отчим почти исчез в клубах дыма, но ведь на самом-то деле он никуда не делся.
– Это все дочь твоя натворила! – услышала она рычащий голос Найджела, обращавшегося к ее матери. – Наглая, сумасбродная ведьма. Теперь видишь, к чему привело сюсюканье Эдварда? Ее следовало поместить в монастырь в тот же день, когда она появилась на свет!
– Да, Найджел.
От боли и досады на мать, покорно соглашавшуюся с отчимом, у Мириэл задергались веки: ясно, что мать не осмелилась бы возразить мужчине даже ради спасения собственной жизни. В представлении Аннет Фуллер миром правят мужчины, их распоряжения и оценки не подлежат обсуждению.
– Под этой крышей ей больше нет места. Пусть переночует в сарае, под запором, и на рассвете чтоб духу ее здесь не было.
– Хорошо, Найджел, – как всегда смиренно отозвалась ее мать. Мириэл показалось, что та чуть замешкалась, прежде чем дать ответ, но, видимо, она просто приняла желаемое за действительное. Девушка услышала тяжелое дыхание остановившегося возле нее отчима.
– Надеюсь, ради твоего же блага, монахини разглядят в твоей душе что-нибудь достойное спасения. Видит Бог, они обречены на неблагодарный труд. – Он со злостью пнул ее носком башмака. – Не притворяйся, лживая тварь. Я знаю, ты слышишь меня.
Читать дальше