Лариса Шкатула - Рабыня благородных кровей

— Хитрый-то хитрый, — проговорил тот и с сомнением посмотрел на Аваджи. — Думаешь, он снял бы осаду и без Анастасии?

— Говорили, Бату-хан созывает свои войска в Мунганскую степь.

— Понятно. Великий багартур решил не возиться более с городишком, с которого все равно много не возьмешь.

— А походя, значит, и с Анастасии слово взял? — цокнул языком Любомир. — И вправду хитрец!.. Может, мне с нею поговорить?

Он нахмурился, точно пробуя на вкус свою мысль, и сам же покачал головой.

— Нет. И слушать не станет. С детства была упрямицей.

— А если ей просто нравится Джурмагун? — зло спросил Аваджи и осекся при виде презрительной усмешки Любомира.

Зачем Ана так мучает его! Разве любовь делает людей хуже, чем они есть?

— Думаю, нам надо вернуться к предложению Любомира, — спокойно предложил Лоза, будто ничего не слышал. — Раз Анастасия слово дала — а мы, русские, свое слово крепко держим, — придется нам её украсть. Тут уж не вольны над нами ни она, ни её слово.

— Джигиты Джурмагуна кинутся за нами в погоню! — расправил плечи Любомир, предчувствуя немалые, но вовсе не пугающие его трудности.

— Вот я и хочу со своим старым другом поговорить. Наверняка у них такие стежки-дорожки есть, каких ни на одной карте не найдешь! По ним мы и убегать станем.

И с удовлетворением заметил, как вспыхнули надеждой глаза Аваджи.

Анастасия в это время лежала в шатре в некоей полудреме, из которой была вырвана нетерпеливой рукой Джурмагуна.

"Опять!" — подумала она, но ощутила не прежнее безразличие и усталость, а растущий гнев и уязвленную гордость. В конце концов, Джурмагун всего лишь мужчина, даже если он и командует многотысячной армией!

— Твои джигиты тоже подчиняются тебе по принуждению? — спросила она неприязненно. — Или они почитают за счастье служить великому полководцу?

— Почитают за счастье, — без тени сомнения кивнул он.

— Потому ты и считаешь, что все твои желания должны исполняться?

— Считаю. А кто мне в том может помешать?

"Я!" — чуть было не крикнула она, но вовремя остановилась. Еще не время. Ей хотелось до конца разобраться в происшедшем. Понять, почему она так безоговорочно уступила ему? Испугалась? Устала от превратностей судьбы?

Она посмотрела на молчащего Джурмагуна. Разозлен!

— Я сдержу слово, какое тебе дала, не буду пытаться убегать от тебя, жестко сказала Анастасия. — Ты сам меня отпустишь.

Она опять вспомнила, как в ортоне у Тури-хана убедила молодого кипчака, что он видит не их с Заирой, а большую змею.

— Никогда! И не надейся! — воскликнул Джурмагун, но в голосе его уже не было прежней уверенности.

Значит, это Анастасия лишила его прежней силы? Она будто просыпалась от долгого сна. Больше никогда она не станет покорно следовать чужой воле. Анастасия улыбнулась смятению, все больше проступавшему в глазах Джурмагуна — он видел перед собой совсем другую женщину. Не пери, не гурию, а женщину-воительницу, может, даже мстительницу, хотя ей самой он ничего плохого не сделал…

Разве не сделал?

Он пытался заставить её отказаться от родины, от своих родных, от своей собственной жизни вообще, и вот теперь к нему пришла расплата!

Мысли эти начисто лишили полководца желания к сопротивлению. Таис, его покорная Таис, встала, выпрямилась во весь рост и будто заполнила собой его шатер. Она говорила, а он мысленно повторял её слова, слегка шевеля губами.

— Сейчас ты позовешь своих тургаудов и скажешь им, что отпускаешь меня. Пусть проводят до последней юрты и вернутся на свое место.

Он уже был в её власти, уже не пытался сопротивляться её воле. Джурмагун покорно кивнул её вопрошающему взгляду.

Уходя, она сказала:

— Завтра ты все вспомнишь, но не раньше. Я знаю, ты понимаешь лишь силу. И хитрость, с которой ты побеждал доверчивых противников и благодаря которой вырвал у меня эту глупую клятву.

Оба тургауда покорно склонились перед ней и, неслышно ступая, проводили до последней юрты.

Аваджи, Любомир и Лоза лежали в снегу неподалеку от монгольского куреня.

— А что если она наружу не выйдет? — спросил Любомир.

Они добросовестно ждали, но с той поры, как Джурмагун вернулся с обхода, из его шатра никто не выходил.

— Будем ждать до последнего, — сказал Лоза.

Аваджи молчал, потому что знал: без Аны он отсюда не уйдет.

Заждавшись, они даже не поверили глазам, когда знакомая женская фигура в сопровождении двух джигитов вышла из шатра и направилась в их сторону. Мужчины довели её до границ куреня, оставили одну, а сами ушли.