Линда Уинстед: Поймать молнию

Она услышала звук, подобный грому, который все приближался и приближался, и отошла от толпы. Сердце ее быстро забилось. А вдруг это…

Но нет. Он бросил ее, как ненужную вещь, здесь, на улице перед отелем. Он не вернется. Ведь нет?

Она пошла по улице. Теперь уже все слышали топот приближающихся копыт и повернулись, чтобы понаблюдать. Рената была уже почти на середине улицы. Она ждала.

Дюжины улыбок рассыпались в толпе, когда люди увидели подскакавшего на своем черном жеребце Джейка. Он низко пригнулся через шею лошади, несясь по улице к Ренате.

– Дяденька Джейк! Дяденька Джейк! – Две девчушки Максвеллов прыгали по тротуару, и Мелани пришлось удержать их за платья, чтобы они не присоединились к Ренате. Доктор Паркхерст шагнул вперед. В мгновение ока он бросился по тротуару, собираясь удержать Ренату и не пустить ее к Джейку, склонившемуся над ней. Отец смотрел на дочь и не заметил подставленной ему подножки, из-за которой упал на колени.

– Мне очень жаль. – Проповедник помог отцу Ренаты встать на ноги и не отпускал его, удерживая за лацканы, окидывая его взглядом с головы до ног. – Вы не ушиблись?

– Отпустите меня, дурак! – закричал Паркхерст, и священник так и сделал.

Но было уже поздно. Джейк наклонился и поднял Ренату с пыльной улицы, едва замедлив галоп жеребца. Они пролетели мимо дилижанса и остолбеневших зевак. Близняшки Габриэля подпрыгивали, хлопали в ладошки и визжали от восторга, восхищенные тем, как их дяденька Джейк похитил Ренату. Их веселые возгласы затерялись в шуме и ропоте толпы.

Уильям и Сесилия Паркхерст стояли в застывшей тишине, а Персиваль выказал свои чувства лишь тем, что устало вздохнул. Ну и хорошо. Это все к лучшему, – подумал он.

В стране, в которой было такое сокровище, как Рената, и такая находка, как ее кузина Мелани, наверняка можно было найти другую, не менее очаровательную женщину.

Персиваль продирался сквозь толпу, пока не добрался до священника.

– Прекрасно сработано, Реверенд, – тихо сказал он. – Надо сказать, я потрясен.

Священник торжественно посмотрел на Персиваля, однако лицо его вспыхнуло. Этот человек не привык к обману, – решил Персиваль.

– Господь и я не любим, когда наше дело не доводится до конца. – Священник, очевидно, распознал в Персивале неожиданного союзника, ибо позволил себе слегка улыбнуться. – Особенно, когда оно было так хорошо начато.

Как только город остался позади, Джейк замедлил шаг. Он крепко держал Ренату прямо перед собой, прижимая ее голову к своей груди и надежно обхватив рукой за талию.

Он ожидал, что она будет сопротивляться, но нет. В сущности, когда он наклонился, чтобы подхватить ее, она протянула ему руки. И это подало ему надежду.

Дилижанс давно уже должен был уйти, и он рассчитывал беспрепятственно проехать через Серебряную Долину. Но когда он увидел «конкорд», то дважды подумал о своем поспешном решении. Что он мог ей сказать? О чем он думал, когда вихрем вырвался из дома отца?

И тогда она вышла на улицу в ожидании его. Теперь она замерла, прижимаясь к нему, а ее золотисто-рыжие локоны выбились из прически и завивались вокруг лица и спины.

Когда Джейк убедился, что никто не гонится за ними, он остановился посредине грязной дороги. От копыт жеребца поднималась пыль, а легкий ветерок разносил эту пыль.

Рената обратила к нему полное ожидания и надежды лицо. Ее зеленые глаза были широко раскрыты – такими он никогда их не видел.

Джейк взял ее за подбородок. Его пальцы касались ее так нежно, что она почти не чувствовала их. Что же ему сказать, чтобы она не уехала? Есть так много слов… он пытался придумать что-нибудь романтичное и сильное, нечто такое, что подвигнет ее остаться с ним. Но он никогда не был красноречивым. Иденуэрт мог увещевать ее прелестными речами, а он – нет.

– Не уезжай, – хрипло прошептал он.

Лицо ее тронула улыбка – он понял это по глазам Ренаты, но она заколебалась.

– Назови мне хоть одну вескую причину, почему я должна остаться, Джейк Вулф, – нежно попросила Рената.

Джейк поглядел ей в лицо и понял, что никогда не будет счастлив, если она уедет. Она была лучшим из того, что есть на свете. Она олицетворяла собой все, без чего он жил: надежду, счастье, любовь. Он мог лишь позволить своему сердцу сказать за него.

– В глазах твоих горят звезды, а в улыбке – светит солнце, и, если ты уедешь, ты оставишь меня во тьме. – Джейк не сводил с нее взгляда. – Оставайся со мной, потому что я люблю тебя.