Марджори Фаррелл - Игра лорда Эшфорда

– Он новичок, Бонифейс? – спросил Эшфорд у стоявшего рядом мужчины.

– Не-а. Он пациент у нас постоянный, – ответил картежник, подмигивая. – Эх, и гор-р-ряч же этот малый временами. Кровушка молодая кипит, мы стараемся ради его же здоровья, спускать ему дурную кровь. А что сами, милорд? Как вечерок?

– Недурно, Бонифейс. Пока на плаву.

– Советую вам попробовать на красном, милорд.

– Да уж пристал к черному, – ответил Тони, выкладывая очередную гинею. На следующих пяти сдачах он кое-что выиграл. Пряча шестьдесят гиней в карман, он услышал, что кто-то шумно поднимается по лестнице. Все примолкли и посмотрели на входную дверь: неужели констебль сумел каким-то образом обойти сторожевых псов? Но это была не полиция, а всего лишь юный Линдсей. Он улыбался, из-под пуговицы сюртука торчал галстук. Ворвавшись в толпу на противоположной стороне стола, он выложил восемь шиллингов.

– Вот. На красное. – И красная масть выиграла. Не на всех сдачах, но красному раз за разом везло, даже если выходил перебор. Сумев отыграть сотню фунтов, юноша наконец поднял глаза и расстегнул сюртук, обнажая ничем не прикрытую грудь.

– К старьевщику сбегал, на улицу Джермин, – хрипло признался виконт Линдсей. – А что мне оставалось делать? – Он выложил двадцать фунтов. – Эй, там, шампанского всем!

Эшфорд покачал головой. Пусть этот Линдсей и не новичок, но что творит! Ему, графу Эшфордскому, было приятно сознавать, что сам он никогда не только не опускался до чего-либо подобного, но и не предоставлял возможности кому бы то ни было видеть его поражение. Конечно же, все и так всё знают. И картежники и крупье. Но никто не догадывался, что творится в его душе, когда не везет. Ни единым мускулом на лице, ни тяжким вздохом не выдавал он себя. Чего-чего, а такого подарка от него не дождутся.

Было уже пять часов утра, когда Тони рассовал деньги по карманам и отправился домой. Пришел он сюда с двадцатью гинеями, а возвращается с сорока двумя. Хороший вечер, чего уж там. Кроме того, его радовала мысль о кожаной сумке с плетеными ручками, в которой покоятся сто неприкосновенных гиней. Этим можно было гордиться. Ни в коем случае ни одна из этих гиней не окажется в его кармане. Да и последнюю рубашку вряд ли придется продавать. К тому же он – граф, и у него есть эшфордское поместье.

У лорда было одно-единственное оправдание своего еженощного посещения игорных притонов. Дело в том, что надо было спасать наследство и позаботиться о матери. С этой мыслью он каждый вечер покидал дом.

Эшфордам принадлежали сравнительно обширные угодья в графстве Кент. Род Варденов владел ими, как и графским титулом, со времен Генриха Восьмого. Хотя Вардены никогда не славились баснословным богатством, но многие поколения рода существовали вполне безбедно. Так продолжалось до тех пор, пока отец нынешнего графа Эшфорда не попытался умножить состояние. Затея эта ввергла семейство в состояние почти нищеты. Доверившись правительству и вложив немало денег в казенные ценные бумаги, он разом потерял и веру во власть, и деньги, когда до острова, преодолев Ла-Манш, дошли слухи о поражении Веллингтона под Ватерлоо. Облигации проданы были им в тот самый день, когда курс упал до самого низкого уровня, а на следующее утро он обнаружил, что если бы он не поспешил, то фамильное состояние утроилось бы. Но что случилось, то случилось. И теперь мало что отличало молодого лорда Эшфорда от юного виконта Линдсея. Только виконт лишился сорочки с буквальном смысле, а лорд пока лишь в переносном.

Два дня спустя после злосчастной сделки старого графа хватил удар, и, не приходя в себя, он умер. Леди Эшфорд твердила всем знакомым и тем, кто просто соглашался ее выслушать: “Это сущее благословение Божие. Он бы не вынес своей беспомощности”, и слезы текли по ее лицу. Ее младший сын Энтони служил капитаном в армии Веллингтона и на похоронах не был. Да и узнал он о смерти отца лишь тогда, когда вернулся на родину.

Старший сын Эдуард, который по праву унаследовал титул, став графом, дал понять, что не пощадит сил своих, но восстановит благополучие рода. Он закрыл городской дом в Лондоне и заперся вместе со своим управляющим и стряпчим, а затем представил своей жене и матери очень подробный план строгой экономии.

Обе дамы ничего не имели против. Их впечатляла серьезность Неда, они восхищались его обязательностью. Но рвение мужа и сына их тревожило: он истощал себя работой, допоздна сидел за счетами, стараясь придумать еще какие-нибудь способы укрепления семейного бюджета.