Джейн Фэйзер - Случайная невеста

— Я не такая уж неразумная, — негромко произнесла Фиби. — Мои слова обдуманны, и решения я не изменю.

— Весьма мудрое решение! — едко заметил он.

И тут черты его лица смягчились. Ему пришло в голову, что Фиби сейчас почти в том же возрасте, в каком была ее сестра Диана, когда выходила за него замуж. Правда, Фиби более беззащитная, хотя, наверное, сама этого не понимает. Она более уязвима, ранима. Диана, та умела легко скользить по жизни, красивая и невозмутимая, как изящная вещица из фарфора. Грациозная и царственная, как лебедь. У нее не было потребности задавать вопросы себе или окружающим. Ей было все ясно. А что неясно, то неинтересно.

Запутавшаяся в себе, пухленькая сестрица Дианы была птицей другого полета, Кейто Гренвилл прекрасно понимал это. Не величественный лебедь, а… он улыбнулся… взъерошенный воробей. Да-да, именно воробей.

Фиби заметила его несвоевременную улыбку, чему была немало удивлена. Но тут же решила, что ей показалось.

— Ступай в постель. — Кейто протянул ей котомку. — Я ничего не стану рассказывать твоему отцу.

Это звучало как уступка, но Фиби не ощутила благодарности. Ни за обещанное молчание, ни за то, что он выразил намерение сделать ее жизнь легче и уберечь от всевозможных трудностей.

Она присела в легком поклоне и молча отправилась обратно в спальню.

В коридоре она сняла с себя часть одежды, чтобы потом не тревожить Оливию. Если та проснется, придется рассказать ей все, что произошло, а Фиби этого не хотелось. Не хотелось признаваться во всем. Да и как объяснить то, что она испытала почти месяц назад, перед Рождеством.

Фиби сидела тогда на чердаке одного из амбаров, где хранились яблоки и откуда открывался вид на конюшни. Сидела, погруженная в сочинение стихов, глубоко задумавшись, — у нее никак не рифмовались строки, и в это самое время во двор въехал кавалерийский отряд круглоголовых, иначе говоря, пуритан (Сторонники дальнейшей реформации англиканской церкви, противники абсолютизма. Были главной движущей силой во время английской буржуазной революции, вождем которой стал Оливер Кромвель.), во главе с маркизом Кейто. В течение двух лет Фиби неоднократно наблюдала, как маркиз то и дело уезжал по своим делам, а потом возвращался, видела его в доме, но мало обращала на него внимания. Так же, как и он на нее. Однако в тот морозный декабрьский день все вышло по-другому. Случилось что-то странное…

Фиби снова взобралась на постель, с ее стороны та совсем уже остыла, легла рядом с крепко спящей Оливией и прижалась к ней потеснее, стараясь побыстрее согреться. Сон не шел, она лежала с широко открытыми глазами, уставившись на смутный стенной гобелен, на котором была изображена буколическая сценка празднования весны.

Мыслями она все еще пребывала в том зимнем дне перед Рождеством, когда к ней пришло… на нее свалилось это чувство. Любовь? Или, может, страсть? Как назвать то удивительное, странное ощущение, которое она тогда испытала к маркизу Кейто, годящемуся ей в отцы?

Не однажды на ее глазах он въезжал во двор замка на гнедом боевом коне, но в тот раз все выглядело по-иному. Для нее. Она знала, что он командует конным отрядом ополченцев, была знакома и с его помощником Джайлсом Кремптоном — сейчас они с ним о чем-то оживленно говорили.

Маркиз был с непокрытой головой, его короткие темно-каштановые волосы блестели под лучами солнца. Он приветственно приподнял руку в боевой рукавице, и этот жест заставил трепетать сердце Фиби. Обычно такое случалось с ней при сочинении стихов: какая-то мысль, какой-то внезапный образ вызывали целую бурю эмоций, что выливалось на лист бумаги.

Однако здесь было нечто другое. Фиби сидела на чердаке с пером в одной руке и яблоком в другой, и ей было страшно. Жар охватил все ее тело.

Маркиз Кейто уже сошел с коня, а она как завороженная не отрываясь смотрела на его чеканный профиль, замечая то, на что не обращала ровно никакого внимания раньше: горбинку носа, упрямый рот, чувственные губы. И его движения — такие естественные, уверенные…

Фиби тряхнула в темноте головой, чтобы избавиться от наваждения. Может, она сходит с ума? Становится лунатиком? Освобождения не наступало. Ей слышался его голос, звук шагов. Не только сейчас, это продолжается уже месяц. Когда он входит в комнату, у нее подгибаются ноги, она боится чем-либо выдать свои чувства.

Все это глупо, она прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать. Для такого разумного земного существа, каким она себя считала, все это было неуместным, непростительным. Да и вообще несправедливым, если уж говорить о судьбе.