Барбара Мецгер: Крылья любви

– Во мне нуждаются здесь.

– Поймите, ранен генерал.

– Разве жизнь ваших товарищей по службе ценнее жизней тех, кто сражался за них?

Майор выпрямился, но даже при такой позиции он был ростом ниже Ардета.

– Они офицеры и джентльмены.

Ардет не мог не обратить внимание на то, что мундир у этого господина был без единого пятнышка, что ворот и обшлага кителя оторочены кружевом. Он знавал таких щеголей.

– Вы участвовали в сражении?

– Разумеется. Я майор Уиллфорд, и вывел свой отряд на позиции, прежде чем вернуться в главный штаб за дальнейшими приказаниями.

– То есть вы превратили этих так называемых простых людей в пушечное мясо и приказали им маршировать навстречу верной смерти?

– Ваше имя, наглец!

Ардет повернулся к майору и увидел, что тот положил руку на эфес сабли.

– Я Корин, граф Ардет.

Теперь офицер выглядел явно смущенным.

– Никогда не слышал о таком графе, а я хорошо знаю книгу пэров, – сказал он.

Ардет решил, что это удачный момент, чтобы начать плести свою паутину.

– Титул находился в состоянии безвестности, пока не объявился мой дед. Он был третьим сыном и, не надеясь получить наследство, пустился в странствия по свету. Его сын, мой покойный отец, также был страстным путешественником, так что даже геральдическая палата не могла определить его местопребывание. Я повидал Восток, Африку, Новый Свет, но не знал Англию. Это пора изменить. Документы, подтверждающие мое происхождение, уже оценены и утверждены, так что вы, клянусь в этом, в дальнейшем услышите обо мне больше, но не сегодня и не в офицерском собрании. Всего хорошего, майор.

Офицер зашагал было прочь, но почти тотчас вернулся, преследуя большую черную птицу, которая опустилась Ардету на плечо. Ворон держал в клюве похожий на пуговицу золотой кружок.

– Вор! – завопил майор Уиллфорд, едва не наступив на ногу спящему солдату.

– И притом вор неудачливый, – проворчал Ардет. – Эта вещь ничуть не похожа на песочные часы.

– Песочные часы? У вас что, мозги не в порядке? Это же медаль, клянусь святым Георгием! И я ее заслужил!

– В самом деле? – Ардет вернул медаль офицеру, который при этом насупился. Руки и одежда Ардета теперь уже были далеко не такими чистыми, как прежде.

Уиллфорд заговорил уже более примирительно:

– Вы все-таки должны отправиться вместе со мной в офицерские казармы. Здесь не место для джентльмена.

– Но здесь я нужен в большей мере.

– Вы не преуспеете в Англии, поймите, при таком вашем поведении. Лояльность по отношению к собственному положению очень много значит.

– А как насчёт лояльности, проявленной вами по отношению к вашим солдатам? Вы ускакали прочь на лошади, предоставив им погибать. Думаю, вам не хотелось бы, чтобы я поговорил об этом с вашими старшими в чине товарищами по оружию!

Майор снова опустил руку на эфес сабли. – Вы посмели назвать меня трусом?

Граф не ответил. Вместо этого спросил:

– Вы намерены сделать мне вызов? Не хлопочите. Я не стану драться с вами на дуэли. Пролито слишком много крови, а жизнь слишком драгоценна, даже такая, как ваша.

Майор побагровел – он слышал сдержанные смешки раненых солдат.

– Чужеземный бродяга никогда не будет принят в высшем английском обществе! Мой шурин – герцог Снеддин. Уж он-то позаботится о том, чтобы вас не приняли ни в один клуб для джентльменов, не приглашали в приличные дома! Вы станете отщепенцем в высшем обществе!

– Кажется, я забыл упомянуть о состоянии, которое мой дед успел приобрести в своих странствиях, и о том, как мой отец утроил это состояние? – Эти его слова отнюдь не показались бы нелогичными тому, кто доподлинно знал обыкновения аристократии. – Мои собственные вложения также принесли мне прекрасный доход.

Майор лорд Уиллфорд повернулся.

– Можете отправляться прямиком в ад, сэр!

– Ах, но ведь я только что оттуда!

Если бы у нее было хоть какое-то занятие, Джини перестала бы непрестанно размышлять о своем положении. Если бы ей хоть чуточку повезло, она уснула бы глубоким сном от изнеможения и тогда вообще ни о чем не думала бы. Но с ее-то везением, решила Джини, ей непременно снились бы кошмары о том, что она в самый разгар войны осталась без гроша, без семьи, без возможности куда-нибудь уехать.

И это был не ночной кошмар. Это была реальность. Ее собственная жизнь. Имоджин Хоупвелл Маклин была опозорена, всеми оставлена, никому не нужна.

Она вытерла пот со лба еще одному раненому солдату, стараясь думать о несчастных страдальцах, до отказа заполнивших временный лазарет, а не о собственных горестях. Кроме того, до тех пор, пока она оставалась здесь и помогала ухаживать за ранеными, никто не спросил бы ее о том, почему она не проводит время в Брюсселе в обществе офицерских жен или почему не возвращается к себе домой, чтобы предаваться печали.