Кристина Дорсей - Море желания

Лендс-Энд, Англия, конец лета 1777 года.

Надвигался шторм.

Меридит Банистер, глубоко вдохнув напитанного запахом моря воздуха, зябко повела плечами и еще плотнее запахнулась в свою алую накидку. Она стояла на гранитном берегу узкого залива, откуда порой, когда полуденные лучи разгоняли морской туман, был виден весь канал как на ладони, а сейчас, когда луна была затянута низкими тяжелыми облаками, не было видно ни зги. Только ровный и неумолчный шум прибоя говорил о том, что внизу, под ее ногами, живет и дышит море.

И пришла она сюда не для того, чтобы насладиться морскими видами, – она прибежала сюда, спасаясь от отцовского гнева и постоянных придирок, обрушивавшихся на нее каждый раз, когда она осмеливалась отстаивать свои убеждения.

А если отец прав? Если своим упорным нежеланием принять предложение лорда Чадвела она толкает всю их маленькую семью в пропасть? И девушка с отвращением проглотила подступивший к горлу холодный неприятный комок при воспоминании о воспаленных глазках и усыпанном бородавками носе старого графа. Кожа Чадвела напоминала жесткий пергамент, а при его дыхании явственно чувствовался отвратительный запах прокисшего вина.

Правда, он, кажется, не очень-то и расстроился отказом Меридит, объяснив все это свой невезучестью.

Девушка вздохнула, и вздох этот, подхваченный влажным ледяным ветром, понесся куда-то в глубину побережья, где тускло поблескивали огни отцовского дома.

Банистер-Холл! Он принадлежал многим поколениям их семьи с тех самых пор, как Карл II пожаловал эти продуваемые всеми ветрами пустынные земли на краю света Ричарду Банистеру в 1665 году… и вот теперь они теряют его.

Теряют потому, что она не может… или не хочет… принять столь завидное предложение и заключить выгодную сделку.

А ведь лорд Чадвел – ее последний шанс, так, во всяком случае, уверяет отец; недаром он открыто заявил об этом вчера, выслушав из ее уст официальные слова отказа, а затем и вовсе взвалил всю вину за их неминуемое разорение на ее хрупкие плечи.

Ветер крепчал, и под порывами ветра алый бархат ее наряда еще плотнее облегал стройную фигуру Меридит и нещадно трепал выбившиеся из-под шляпы буйные золотые кудри. Но девушка, казалось, не замечала ничего вокруг, печально и упрямо выкрикивая прямо в лицо надвигающейся буре: «Не хочу!» И словно в ответ на этот крик разверзлись небеса, изрыгая слепящий белый свет.

Меридит застыла на месте, и сердце ее на какое-то мгновение тоже остановилось: при вспышке молнии на берегу явственно возникла фигура человека, вытаскивающего на песок маленькую невзрачную лодку. Как и она сама, незнакомец был закутан в плащ – черный и глухой плащ цвета преисподней, который, однако, давал возможность видеть всю его высокую и статную фигуру.

Девушка стояла не шевелясь и, лишь когда мгла снова накрыла ее, попыталась убедить себя в том, что это видение было только плодом ее разгоряченного воображения, ибо вряд ли кто отважился бы в такую погоду рискнуть причалить у скалистого берега – во всяком случае, по своей доброй воле.

Но вот снова сверкнула молния, и волосы на голове девушки зашевелились: человек медленно двигался по направлению к ней, а вытащенная на берег лодка бесследно исчезла. Незнакомец подходил все ближе, он оказался отнюдь не призраком, а существом из плоти и крови – Меридит даже отчетливо видела тяжелые складки плаща и зажатый в его руке пистолет.

Еще несколько секунд – и она не выдержала. С колотящимся сердцем, подхватив свои юбки, она бросилась назад, к спасительно мерцающим огням отчего дома. Вбежав в сад, она почувствовала на своем лице тяжелые холодные капли начинающегося дождя.

Буря бушевала уже вовсю.

Все выходило не так, как он предполагал.

Джайред Блэкстоун упрямо мерил шагами вытертый обюссоновский ковер, останавливался у пустых книжных полок и глядел прямо в лицо предателю. Впрочем, лучше было бы сказать – осведомителю. Не стоит бросаться словами, пока все не встало на свои места. К тому же американцы, его соотечественники, весьма нуждаются в информации, которую может предоставить этот человек.

Заставив себя убрать с лица гримасу недоверия, Джайред уселся в кожаное кресло напротив Альфреда Банистера и с удовольствием отметил, что старик непроизвольно вздрогнул под его взглядом.