Кэтрин Кинкэйд: В поисках любви

Шропшир, Англия, 1884 год

– «А моей упрямой и непокорной дочери Эмме я завещаю сумму в один шиллинг. Пусть, распорядившись ею с умом, она совершит первый разумный поступок в своей беспутной и загубленной жизни».

Ошеломленная Эмма молча слушала, как мистер Кросс – поверенный ее отца, сэра Генри Уайтфилда, зачитывал завещание. Ее младший брат Оливер унаследовал, как и ожидалось, все состояние, включая усадьбу Уайтфилд-Холл и лондонский особняк. Отец души не чаял в единственном сыне, Эмму же недолюбливал, даже когда та была еще вполне послушным ребенком; и все же отказ в небольшой годовой ренте и в праве владения любимой лошадью стал для нее потрясением. До этой минуты Эмма не представляла всей степени отцовской неприязни к себе.

Она еле сдерживала подступившие к глазам слезы. Оливер, сидевший по другую сторону полированного стола красного дерева – украшения библиотеки Уайтфилд-Холла, смотрел с торжеством. Копия почившего папаши, этот рано полысевший господин обладал тяжелой нижней челюстью и, несмотря на элегантный покрой костюма, походил на мрачного бирюка.

При виде его презрительно искривившихся губ Эмму передернуло. Точно такая же гримаса появлялась на лице отца, стоило Эмме совершить хоть какую-нибудь провинность.

– Что ж, Эмма, каждому воздано по заслугам. Ты не оказалась бы в таком плачевном положении, если бы согласилась на одного на тех женихов, которых тебе предлагал отец.

Эмма молча ждала, пока мистер Кросс соберет свои бумаги и удалится, – она не хотела отвечать в его присутствии. При воспоминании о своих несостоявшихся мужьях, которых ей подбирал отец, она не могла не содрогнуться. Все они обладали связями в свете и коммерческих кругах, но один был безнадежным пьяницей, другой возрастом годился ей в дедушки, а третий не только был ниже ее ростом на добрых четырнадцать дюймов, но и отпугивал своей угрюмостью. Ни один из них не проявлял к ней никакого интереса, не говоря уже о симпатии.

Высокая, тоненькая как тростинка, своей живостью и непосредственностью она раздражала окружающих. Ее считали простушкой и верной кандидаткой в старые девы. Но приглядевшись повнимательнее, в ней можно было обнаружить сходство с красавицей матерью, ушедшей из жизни, когда Эмме было семнадцать лет. Теперь ей уже исполнилось двадцать семь, и она была тем, что называется перезрелой девой. Правда, ее это не очень-то огорчало – Эмма никогда не рвалась замуж. Будучи частой свидетельницей бурных сцен между вечно недовольным отцом и маленькой энергичной леди Джейн Энн, Эмма еще в раннем отрочестве приняла решение воздержаться от сомнительных удовольствий супружеской жизни. У нее было и без того много занятий: она была умелой наездницей, любила рисовать карандашом – обычно это были сцены охоты и изображения лошадей. Но главным ее развлечением, вызывавшим у сэра Генри крайнее возмущение, была благотворительность. Эмма являлась страстной противницей детского труда и всегда вставала на защиту малолетних тружеников, принуждаемых выполнять работу взрослых.

Сэр Генри постоянно обвинял ее в том, что она всем наступает на мозоли, заставляет о себе злословить и позорит доброе имя семьи. Теперь он ей отомстил, доставив несказанную радость сыну и наследнику.

– Я дам тебе год на заключение приличного брака. Если ты не уложишься в этот срок, то будешь изгнана с одним шиллингом в кармане. Ты давно уже заслуживаешь такого наказания.

Эмма без колебаний воспользовалась своим единственным оружием – острым язычком, который отец когда-то назвал «отравленным клинком».

– Что о тебе подумают в свете, дорогой братец? Даже отец не осмеливался меня выгнать, опасаясь скандала, а ведь ты ему и в подметки не годишься!

– Мегера! Ты дорого заплатишь за такие выпады, сестрица! Только что ты сократила свой испытательный срок с года до трех месяцев. И не воображай, что сможешь по-прежнему разъезжать на Моргане! Отныне она моя, а ты держись от нее подальше.

Речь шла о норовистой черной кобыле, которая с наслаждением сбрасывала любого седока, стоило ему зазеваться. У Эммы сжалось сердце при мысли о разлуке с этой строптивой красавицей.

– Ты с ней не справишься, – предупредила она брата.

– Справлюсь, как справляюсь с тобой. Главное – не знать пощады и не давать послаблений. Если не образумится, окажется на живодерне.