Мэри Бэлоу - Вифлеемская звезда

– Алан.

Имя рыданием вырвалось из ее горла. Она посмотрела на кольцо и громко шмыгнула носом.

– Алан.

Она внезапно размахнулась и швырнула кольцо со всей силы. Оно пролетело через всю комнату. Эстель услышала, как кольцо звякнуло, ударившись обо что-то, но не бросилась его разыскивать. Она бросилась в гардеробную и с силой захлопнула дверь.

Две минуты спустя, со стороны холодного дымохода раздался шорох, сопровождающийся тихим шмяканьем в золу неопределенного субъекта и появлением в камине крошечной оборванной, вымазанной в саже фигурки. Непонятное существо осторожно огляделось вокруг, наклонилось на минутку, что-то выискивая среди золы, и ступило в комнату. Это оказалось ребенком.

Мальчик-трубочист взглянул на алмаз, который держал в руке, – драгоценный камень, который он, было, принял за осколок стекла, пока не услышал разговор между мужчиной и женщиной. Его глаза пробежались по комнате, задержавшись на двери, за которой исчезла женщина и рядом с которой она, должно быть, стояла, когда плакала, после чего раздался звякающий звук.

Она, наверное, бросила кольцо, о котором они говорили. Вроде одна из тех женских выходок, которые изнеженные, капризные леди могут совершить под настроение.

Его ум старался сузить зону поиска, перебирая направления, в котором могло полететь кольцо, запущенное от той двери. Но долго вычислять не пришлось, как только он повернул голову, мысленно проследив глазами наиболее вероятную траекторию падения. Кольцо лежало на виду, на ковре, свет из окна играл на золотом ободке.

Какими странными малыми были эти богатые люди – отказываться от алмаза всего-то через полчаса после начала поисков, если, конечно, поверить женщине на слово, а мужчина – тот и вовсе не искал. Да еще кинуть золотую оправу, усыпанную драгоценными камнями, через всю комнату и оставить лежать на полу, где любой ее может взять.

Ребенок бросился через комнату, сцапал кольцо и спрятал в грязное тряпье, надетое на нем. На обратном пути, стоя уже одной ногой в каминной золе, он остановился, и надежно завязал два своих сокровища в тряпку. Ему пора возвращаться к старому Томасу. Трубочист, небось, будет вне себя от ярости, а старое оправдание, что он запутался в лабиринте дымоходов, использовалось всего лишь три дня назад.

Однако, размышлял ребенок с философией, рожденной жизненной необходимостью, сегодняшний улов, вероятно, будет стоить каждого болезненного удара руки старого Томаса. Если, конечно, только тот не возьмется за ремень. Даже самый дорогостоящий камень не казался достаточной наградой за порку ремнем, которую ему иногда задавал трубочист.

Мальчик уже стоял обеими ногами на решетке и собирался подняться в темноту и сажу дымохода, когда дверь, за которой исчезла леди, вдруг резко отворилась. Он начал жалобно всхлипывать.

Эстель – теперь на ней было платье из прекрасной белой шерсти, хотя волосы до сих пор оставались неубранными и лежали на плечах темным облаком – остановилась в изумлении.

Ребенок плакал и тер кулаками глаза.

– Кто там? – спросила она, поспешно подходя к камину и наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть создание, стоящее там. – Ты, должно быть, мальчик-трубочист? О, бедный малыш!

Последние слова она произнесла после того, как бегло окинула чумазое тельце ребенка – кожа да кости и неописуемый слой грязи – на нем и лохмотьях. Волосы неопределенного цвета стояли на голове тусклым колом. Слезы двумя грязными ручейками стекали с глаз до подбородка. Он выглядел на пять-шесть лет, не старше.

– Там темно, – запричитал он. – Я не могу дышать.

– Ты не должен подниматься по дымоходу, – сказала она. – Ты же всего лишь ребенок.

Мальчик шмыгнул носом и всхлипнул.

– Я заблудился, – сказал он. – Там темно.

– О, бедный малыш! – Эстель протянула руку, чтобы дотронуться до него и, поколебавшись, взяла его тонкую ручонку. – Иди сюда. Зола ранит твои несчастные ножки.

Мальчик снова начал громко, с усердием, плакать.

– Он будет... бить... меня, – в три всхлипа сказал он. – Я заблудился.

– Он не будет бить тебя, – уверила его Эстель с негодованием, беря вторую ручонку своей свободной рукой и помогая ему выйти на ковер. «Кожа да кости», – ужаснулась Эстель. Ведь это просто испуганный полуголодный малыш. – Он, конечно, не будет бить тебя. Я прослежу за этим. Как тебя зовут?

– Н-Ники, миссис, – сказал мальчик, опустив голову, заводя одну ногу за другую, и громко шмыгнул носом.