Мэри Бэлоу: Вифлеемская звезда

Ее подбородок взлетел еще на дюйм, когда она взяла его.

– Мне жаль, что я отняла у тебя время, – сказала она, – но мне показалось, что тебе следует знать об этом. Я не хотела, чтобы ты узнал об этом позже и подумал, что я побоялась тебе рассказать.

Его губы презрительно скривились в усмешке.

– Мы же оба знаем, что ты не могла испугаться моей отрицательной реакции, не правда ли? – утвердительно спросил он. – Я просто мужчина, который платит по счетам и делает все, чтобы твоя жизнь была полной чашей. Возможно, прошлым вечером алмаз упал в карман или шейный платок Мартиндейла. Ты провела достаточно времени в его компании. Спроси у него, когда в следующий раз увидишь. Возможно, даже уже сегодня, чуть попозже?

Она проигнорировала его последние слова.

– Или у лорда Петерсона или мистера Хейворда, или сэра Каспара Родоса, – перечисляла она. – Вчера я танцевала со всеми ними и соблазняла их всех по углам залов. – Ее подбородок был вздернут, голос насквозь пропитан сарказмом.

– Я думаю, что прошлой ночью мы сказали или точнее – прокричали, все, что должно было быть озвучено касательно твоих хороших манер на балу Истманов, а точнее – нехватки этих самых манер, – сказал он. – Эстель, я не хочу затевать ссору заново, но я обдумал то, что сказал вчера сгоряча. Сейчас я повторю, когда держу себя в руках. Закончится Рождество, твои родители вернутся к себе в поместье, и я думаю, что для тебя будет лучше поехать с ними и пожить какое-то время у них.

– Значит, отсылаешь меня? – спросила она. – Смахивает на средневековье, Алан?

– Нам нужно пожить некоторое время порознь, – настаивал он. – Хотя на протяжении нескольких месяцев мы виделись друг с другом только по необходимости, все равно с завидным постоянством умудрялись ссориться. Нам нужен месяц или два, чтобы заново осмыслить наши отношения.

– А как на счет целой жизни или двух? – спросила она.

– Если будет необходимо. – Он посмотрел на нее в упор холодными синими глазами.

Красивая, упрямая Эстель. Неисправимая кокетка. За исключением того момента, что в его власти было сделать ее графиней Лайл и оплачивать прихоти жены до конца жизни, он ничуть не волновал ее как мужчина. Даже несмотря на периодические вспышки жаркой страсти, которые всегда заставляли его задумываться после того, как все заканчивалось, и она засыпала в его объятиях, не дарила ли она когда-нибудь другим мужчинам подобную благосклонность. Он всегда ненавидел себя за такие необоснованные подозрения.

Внезапно ее начало знобить.

– Как здесь холодно, – раздраженно сказала она. – Как мы можем жить в декабре без зажженных каминов? Весьма неблагоразумно.

– Ты весьма неблагоразумна, – уточнил он. – Ты могла бы сейчас находиться в восточной комнате или в библиотеке, где разведен огонь. Ты могла бы устроиться в спальне с горящим камином. Дымоходы нужно чистить время от времени, если они не загораются. В половине дома это следовало сделать вчера, в другой половине – сегодня. Не такое уж большое неудобство, не так ли?

– Это нужно было делать летом, – упорствовала она.

– Летом ты говорила, что можно подождать до зимы, затем мы уехали в поместье, – напомнил он ей. – И потом эта твоя прихоть встречать Рождество здесь, в кругу наших двух семей. Хорошо, я пошел тебе на встречу, Эстель, как обычно. Но камины давно дымят. Их нужно прочистить до того, как прибудут наши гости на следующей неделе. К завтрашнему дню все должно быть снова в порядке.

– Ненавижу, когда ты говоришь со мной таким тоном, – сказала она, – как будто я маленький несмышленый ребенок.

– Ты ненавидишь любой тон, с которым я с тобой разговариваю, – сказал он. – И иногда ты действительно ведешь себя, как несмышленый ребенок.

– Благодарю, – ответила она, разжимая руку и разглядывая кольцо. – Я желаю одеться, Алан, и пойти поискать комнату с зажженным камином. Я признательна тебе за то, что ты посчитал нецелесообразным бить меня из-за потери алмаза.

– Эстель! – Весь его тщательно сдерживаемый гнев поднялся на поверхность и выплеснулся в одном единственном слове.

Она повернула голову и сверкнула своими темными неприветливыми глазами. Он вышел из комнаты, не вымолвив ни слова.

Эстель снова посмотрела на кольцо, лежащее в ладони. Она почувствовала, как защипало в носу и горле, и эта боль отозвалась ниже, в груди.

Алмаз пропал. Полный крах. Всего. Два года – не такой уж большой срок, но, казалось, то была совершенно другая Эстель, которая смотрела, как он надевает кольцо ей на палец и кладет ее руку на свою так, чтобы она могла видеть алмаз.