Сьюзен Кэррол - Куртизанка

— Не совсем тебя. Я только использовала твое лицо.

— О нет, женщина, ты использовала намного больше, чем мое лицо, — произнес Реми с некоторым осуждением. — Черта с два! Габриэль, ты же нарисовала меня в чем мать родила.

Габриэль встала рядом с Реми, критически разглядывая свою работу. Ей удалось передать всю красоту леса, окружающего их. Лошадь на картине пила воду из реки, седло и все снаряжение ее хозяина — меч, латы, одежда — были разбросаны поблизости. На переднем плане, в самом центре полотна, под деревом глубоким и крепким сном спал рыцарь. Он лежал на боку, положив голову на руку, свет и тень играли на его волосах. Хотя художница и изобразила его спящим, мощь и сила этого человека были очевидны, они проявлялись в его широких плечах, мускулистой груди, крепких мускулистых руках и ногах, упругих ягодицах. Габриэль отобразила и его уязвимость, раскрывая ее в шрамах, которые избороздили его гладкую кожу, в усталости, отраженной на его лице, в позе, в которой он спал.

Память любящей женщины обнаруживалась в каждом штрихе.

Вовсе не на такую реакцию надеялась Габриэль, но она гордо вскинула голову.

— Я думаю, что это лучшая работа из мною написанных, — с вызовом сказала она.

— Да, это… все очень хорошо выполнено, но… — Реми явно пребывал в замешательстве. — Почему твой рыцарь голый? Я бы никогда… я хотел сказать, настоящий рыцарь никогда бы не разделся и не уснул бы в таком виде. Для него это означало бы полную беззащитность, он слишком уязвим для своих врагов.

— Рыцарь устал от своих приключений и сражений, — терпеливо объяснила Габриэль. — Было жарко, он еще и взмок под своими доспехами. Он искупался в прохладной реке и заснул под деревом. Это зачарованный лес, и он чувствует себя здесь в полной безопасности.

— Если он так измотан, тогда, почему у него так… так… — Реми неловко указал на довольно впечатляющее дополнение между ногами рыцаря.

— Все просто. Очевидно, им овладели приятные мечты о прекрасной даме, которую он любит.

— Но не могла бы ты хотя бы кустом каким-нибудь или какими-нибудь сорняками прикрыть это…

— Нет, не могла бы! Мне жаль, если ты оскорблен, но я не нахожу ничего позорного в великолепии мужского тела, особенно твоего.

— Я вовсе не оскорблен, любовь моя. — Реми взял ее за плечи и заговорил мягче: — Понимаешь, я даже польщен, если именно так ты меня видишь. Я действительно выгляжу так… так…

— Так хорошо? О да, вполне, — выдохнула Габриэль.

Губы Реми расплылись в неуверенной улыбке.

— Только есть одна проблема: как я посмотрю в глаза твоим сестрам, после того как они увидят это, — робко улыбнулся Николя, чем привел Габриэль в восхищение. Ее могущественный Бич действительно покраснел до корней своих волос и добавил со стоном: — Не говоря уже об издевательствах, которые я буду вынужден выносить от Волка и Ренара.

Габриэль обняла его за шею.

— Я вовсе не хотела смущать тебя, — попыталась она его успокоить. — Я писала эту картину только для себя как символ моей любви к тебе и символ возвращения моего дара. Я думала, что все потеряно навсегда после того, что сделал со мною Дантон. Но ты вернул меня к жизни.

Реми посмотрел на нее своими карими глазами.

— Никогда ни один мужчина не мог отнять у тебя твоего дара, Габриэль. И вовсе не я вернул его тебе. Он всегда оставался там, внутри тебя, просто тебе нужно было найти в себе силы вызвать его снова.

— Если бы не ты, мне никогда бы это не удалось. — Она ласково погладила его по щеке. — И не волнуйся. Никто никогда не увидит эту картину, только ты и я.

Реми порывисто поцеловал ее, поцелуй был жарким и настойчивым. Прижавшись к нему, Габриэль отвечала ему, но в душе ее снова сидела заноза. Она поклялась быть с Реми полностью честной, и ей хотелось бы не нарушать клятву. Тогда должна ли она рассказать ему о недавнем сне Мири?

Мирибель больше не снились кошмары о том, как Габриэль становится любовницей Генриха Наварского. Ее сон стал более четким, и она увидела лицо дамы, крадущейся в покои короля, другой белокурой красавицы, другой женщины по имени Габриэль.

Но в недавнем пророческом сне Мирибель увидела Париж в каком-то далеком будущем, где он стал городом таинственных огней, которые не были похожи на факелы. Ни король, ни королева больше не управляли Парижем, а огромный дворец Лувр превратился в хранилище произведений искусства, собранных из самых далеких уголков мира. В одной из самых главных галерей, доступных миллионам посетителей, было выставлено собрание картин Габриэль, включая ее самую известную работу. « Утомленный рыцарь ».