Анастасия Дробина - Барыня уходит в табор

– Илья тоже таборный.

– Он бы из-за нее остался.

– Ну так сходи к нему, предложи дочь! – вспылила Марья Васильевна. – Что-то я не слышала, чтобы он Настьку сватал! Ты же сам кричал на всех углах, что за голодранца дочь не выдашь – вот и радуйся теперь, что цыгане к ней и подходить боятся…

– Замолчи! – сердито оборвал сестру Яков. Остановился у стола, попытался отогнать от свечи мотыльков. Ничего не выходило: бабочки летели и летели, опаляя крылья, на бьющееся под сквозняком пламя. – Ладно, Маша. Делайте, что хотите. Если Настя согласна – я спорить не стану. Пусть хоть за черта лысого выходит. Ты с ней не говорила?

– Нет еще. – Марья Васильевна пошла к двери. – Если не спит – пришлю ее к тебе.

Она толкнула дверь. Послышался звук удара, чье-то жалобное шипение.

– Так… – сказала Марья Васильевна, глядя на потирающую лоб Стешку. – Ты что же здесь делаешь, чайо?

– Сижу-у-у… – заныла Стешка. – Только-только мимо проходила…

– На четвереньках, что ли, проходила? Ну, ладно. Позови сюда Настю.

– Ромалэ! Эй! Слыхали, что случилось? Настю сватать пришли!

Пронзительный голос Аленки Дмитриевой донесся с улицы и разбудил Илью, отсыпающегося после ресторанной ночи. Ничего не поняв и ухватив только имя Насти, он поднялся на локте и крикнул в окно:

– Чайори, зайди!

Через минуту Аленка вбежала в комнату. Маленькая, растрепанная, с блестящими глазами, она возбужденно подпрыгивала на месте и была похожа на галчонка.

– Настьку сватать пришли! Котляре из табора! В Большом доме сидят!

– Брешешь! – не поверил Илья.

– Шавка брешет, – обиделась Аленка, – а я правду говорю! Старик с женой и с сыном пришли, с Яковом Васильичем договариваются. Наши все уже там.

Илья медленно сел на постели.

– Такие богатые! Такие красивые! – тараторила Аленка. – Золотое монисто для невесты принесли! Вот будет дело, если Яков Васильич согласится… Увезут нашу Настю в Бессарабию, будет вся в золоте на морском берегу романсы петь! Дэвлалэ, и за что ей всегда счастье? Никому, только ей одной!

За спиной Аленки Илья увидел Варьку. Сестра, бледная, с закушенной губой, теребила в пальцах край кофты.

– Беги, чайори, – встретившись глазами с братом, сказала она. – Спасибо за новость. Мы тоже сейчас придем.

– Не пойду я туда, – сказал Илья, когда за Аленкой захлопнулась дверь.

– Как хочешь, – отозвалась Варька, – а я схожу. Интересно все-таки.

– Что тебе интересно? – взорвался Илья. – Как ее за таборного отдают? За меня – нельзя, я – так, конокрад нищий, а за этого – с нашим удовольствием?!

Варька, не отвечая, надела серьги, бросила на плечи шаль и, поправив перед зеркалом волосы, вышла за дверь. Спустя минуту Илья поднялся тоже.

В Большой дом они вошли вместе. Зал уже был забит цыганами. Илья протолкался вперед.

За столом сидели котляре – старик вожак, его жена и Милош в новом синем костюме. Напротив них Илья увидел Якова Васильева. Марья Васильевна в своем лучшем платье сидела рядом, а за спиной у нее стоял Митро. Мужчины негромко разговаривали. Женщины молчали, дружелюбно улыбались друг другу.

– Ну, что тут? – шепотом спросил Илья у стоящего рядом Ваньки Конакова.

– Уже сговорились, – прошептал в ответ тот. – Котляр за Настьку пять тысяч дает и монисто из золота. Свадебное платье тоже жених подарит, венчаться здесь, в Москве будут.

– А где Настя?

– Уже послали вино гостям подавать, придет сейчас. Да вот она!

Илья вздрогнул, обернулся. На пороге залы стояла Настя.

Она казалась спокойной, даже безмятежной. Чуть дрожали опущенные ресницы, на плотно сомкнутых губах не было улыбки. В руках Насти был большой поднос, на котором стояла бутылка вина и хрустальные стаканы.

– Ну-ка, дочь, подай вина дорогим гостям, – с улыбкой сказал Яков Васильев.

Настя подошла к столу, разлила вино по стаканам. Она не подняла глаз даже тогда, когда подавала стакан жениху. Молодой котляр улыбнулся ей. Настя положила перед ним, как и перед другими, чистую полотняную салфетку и отошла за спину отца.

«Только б не выпили… Господи, дорогой, сделай, чтоб не выпили…» – молился Илья, по-дурацки надеясь, что сейчас произойдет что-то такое, что не даст Якову Васильевичу выпить с котлярами. Что угодно, господи… Гром грянет, дом развалится, Настя ударит отца по руке и велит не пить с таборными, скажет, что не хочет замуж… Ведь не может же, не может она выйти за того Милоша!

Гром не грянул. Цыгане выпили, встали, обнялись, и дом взорвался радостными поздравлениями. Цыганки кинулись к Насте, мужчины столпились за столом.