Анастасия Дробина - Барыня уходит в табор

– Говорит – скорее надо, – усмехнувшись, перевел Илья. – Сами знаем, чайори. Ну – иди к жениху.

Митро протянул руку. Илонка проворно спрятала лицо в ладони. Но Митро уже осмелел и, подойдя, бережно отвел маленькие ладошки, поднял за подбородок осунувшееся от страха личико. Улыбнувшись, прошептал что-то на ухо девчонке, и та смущенно засмеялась, загораживаясь рукавом.

– Вот, долго ли умеючи, – фыркнул Илья. – Ну, едем, что ли? Рассветет скоро!

Конаковы вскинулись в седла. Митро, вскочив на Зверя, протянул руку невесте, помогая ей сесть впереди него. Илья, пряча улыбку, спросил с деланной озабоченностью:

– Слышишь, морэ, может, лучше я с ней на Зверя сяду? Я тебя полегче, живее пойдет…

Митро молча показал ему кукиш. Девчонка сжалась у него на груди. Илья махнул рукой и вспрыгнул на спину Змейки.

– Дэвлэса! [61]

– Дэвлэса… – нестройно ответили три голоса из темноты.

Лошади рванули с места в карьер. Стук копыт казался пугающе громким; гулко колотилось, грозя выскочить прочь из горла, сердце, впереди бубном катилась заходящая луна. Несколько раз Илья оглядывался, но залитая бледным светом дорога была пуста.

У Макарьевны ждали. Стоило цыганам загреметь кольцом калитки, вводя лошадей во двор, как хозяйка вышла на крыльцо.

– Ну? – трубно вопросила она, поднимая свечу, как факел.

– Слава богу! – весело отозвался Илья. – Наша невеста! Митро, Илонка, где вы там? Молодых вперед!

Молодые едва успели подойти к крыльцу, а из сеней уже послышалась песня, исполняемая приглушенными голосами Насти и Варьки:

Под шепот свадебной Митро ввел Илонку в горницу. Макарьевна наспех собрала стол: на скатерти стояло блюдо с подовыми пирогами, запеченная курица, котелок каши, три бутылки мадеры. Настя первая подошла к невесте, взяла ее за руку, улыбнулась:

– Какая красавица, боже мой…

Илонка поняла, заулыбалась. Ее личико раскраснелось от скачки, волосы выбились из кос и покрывали стройную фигурку до талии. Желтая, мокрая от росы юбка облепляла колени, босые ноги Илонка украдкой терла одну о другую. Монеты на шее уже не было – вместо нее красовалось золотое ожерелье с крупными гранатами, которое Митро купил вечером на Кузнецком мосту и невесть когда успел надеть на шею будущей жены. Настя повела ее к столу. Илья тем временем деловито шептал на ухо жениху:

– Сейчас выпьем – и тащи ее живее в постель… Успеть надо, пока эти котляре не явились! Не дай бог, спохватились уже! Успеешь ее бабой сделать – твоя до смерти, а нет – сам знаешь… Цыган небось.

– Успеем, – нахмурился Митро.

Варька разлила вино по стаканам. Все выпили стоя за молодых. Поспешной скороговоркой пожелали здоровья, счастья и охапку детей – и Макарьевна широко распахнула двери в спальню. Там было темно, лишь смутно белела перина.

– С богом, Дмитрий Трофимыч.

Митро взглянул на невесту. Та вспыхнула так, что на миг сравнялась цветом с гранатами на своей шее. На потупленных глазах выступили слезы. Низко опустив голову, она засеменила к спальне. Митро протолкнул ее впереди себя, сам обернулся с порога.

– Вы сидите пока…

– Не беспокойся, – отозвался Илья. – Если что – покличьте.

Тяжелая дверь спальни захлопнулась. Макарьевна, подойдя, навалилась на нее всем телом, закрывая плотнее.

– Вот так, – она несколько раз истово перекрестила дверь, вздохнула. – Ну, давай бог… А мы, пожалуй, еще выпьем. Илья, где ты там, скаженный? Неси гитару! Свадьба все-таки!

Вскоре начало светать – под закрытые ставни подползла бледная полоска зари. Макарьевна задула свечу. Настя, крепившаяся до последнего, все-таки уснула в углу лавки, и Макарьевна заботливо прикрыла ее шалью. Цыгане не спали – тянули вино, вполголоса разговаривали. В перерывах между зевками Илья заметил, что Варьки давно нет в горнице. Незаметно поднявшись, он вышел из дома.

На дворе – предрассветная мгла, туман, сырой запах травы. Илья, ежась от заползшего за ворот холодка, сошел с крыльца. Оглядевшись, позвал:

– Пхэнори…

У забора шевельнулось. Илья подошел. Тихо сказал:

– Ну, что ты, ей-богу…

Варька сидела, сжавшись в комок, у заборного столба. Ее платье было выпачкано землей и травой, прическа рассыпалась, и волосы спутанными прядями висели вдоль лица. Когда брат подошел и сел рядом, она уткнулась лицом в ладони.