Данелла Хармон: Во власти бури

— Вот ведь раскаркались! — недовольно проворчал Максвелл… и приоткрыл рот, неприятно удивленный.

Сквозь восторженную толпу гордо вышагивал Шареб-эр-рех. Его точеная голова с белой полосой была надменно вскинута, хвост высоко поднят, шкура отливала на солнце хорошо начищенной медью, мышцы так и перекатывались под ней. Он выглядел воплощением красоты, темперамента и силы. При виде Черного Патрика он издал пронзительное ржание, словно бросая сопернику вызов.

— Это и есть лошадь Уэйбурна?

— Боже милостивый! Похоже, я поставил не на ту!

— Видели вы когда-нибудь такие ноги?

— Что ноги! Взгляни на его грудную клетку! Вот это ширина!

Максвелл опустил веки и сжал кулаки, борясь с желанием закрыть уши руками. Впервые за последние годы самообладание изменило ему. Однако минутную слабость вытеснила ярость, заглушила тревогу, — ярость настолько бешеная, что графа бросило в горячий пот.

«Что пошло не так? Почему проклятой лошади удалось избежать ловушки? Не иначе как, стоило мне закрыть за собой двери, он повернулся к кормушке спиной! Чертов умник! А может, у него луженый желудок? Так или иначе, он выглядит на редкость здоровым!»

Ничего не оставалось, как открыть глаза и провозгласить тост за здоровье конкурента.

— Однако, джентльмены, прошу учесть, что жеребец Уэйбурна ни разу не участвовал в забегах.

— Но с первого взгляда видно, что это прирожденный бегун, — злорадно отпарировал маркиз Санингвелл. — Забег будет нешуточный!

— Смотри-ка, жокей отлично с ним справляется.

Это замечание заставило Максвелла посмотреть в направлении ненавистного ему жеребца. Стакан выскользнул у него из рук и свалился на помост.

Жокеем была Ариадна Сент-Обин. Ее рыжие локоны были убраны под шапочку, но он уже видел ее в этом наряде и не мог ошибиться. Как, впрочем, невозможно было не узнать того, кто вел жеребца под уздцы. Это был высокий статный мужчина с белокурыми волосами, заметно прихрамывавший.

Колин Лорд!

Графу показалось, что от гнева у него сейчас сделается удар, красный туман застлал глаза, в висках заколотило от бешеного стука сердца. Каким-то чудом ему удалось процедить сквозь зубы, чтобы немедленно нашли кого-нибудь из его людей. Лакея как ветром сдуло. Через четверть минуты перед Максвеллом стоял, трепеща, незадачливый Доил. При одном взгляде на лицо хозяина у него подкосились ноги.

— Видишь, кто там вышагивает рядом с Шаребом? — прошипел Клив.

Доил только судорожно сглотнул.

— Так вот, если эта лошадь сегодня победит, я сам, лично похороню тебя! Делай что хочешь, но не вздумай снова опростоволоситься!

Чуть живой от страха. Доил бросился в толпу. Он знал, что выбора нет — если что. Максвелл достанет его где угодно.

— Итак, джентльмены? — обратился граф к своим приятелям. — О чем мы говорили?

Шареб-эр-рех высоко вскинул голову. Он прекрасно знал, что предстоит забег, состязание, и нетерпеливо ждал его.

Когда он мотал головой, прядь черной, как сажа, гривы падала на лоб; сочетание черного с белым и рыжим выглядело на редкость красиво, и он всем своим существом сознавал это.

Огонь пылал в его крови, жизнь бурлила, распирая каждую клеточку тела, и хотелось бежать, бежать и бежать, оставляя за спиной милю за милей — до самого горизонта.

Но вот взгляд жеребца упал на Черного Патрика, который самодовольно косился куда-то в сторону. Шареб оглянулся — и остолбенел. Этот негодяй поглядывал на Газель, словно та по праву принадлежит ему! Ревность добавила жеребцу пыла, тем более что он знал: победитель получает все.

Бежать! Нестись вперед стрелой!

Он чувствовал, как поддается под ногами песок, и что-то глубокое, древнее будоражило его и манило за собой.

Жеребец чувствовал себя невероятно легким и быстрым.

Казалось, если хозяйка отпустит поводья, он взлетит над толпой.

Не в силах молчать, Шареб закинул голову и издал продолжительное ржание. Черный Патрик тотчас откликнулся, с тем же вызовом в голосе.

— Тише, малыш! — негромко произнесла Ариадна и потрепала жеребца по шее, пытаясь успокоить.

От него веяло мощью, он был весь как туго скрученная пружина, готовая распрямиться. У девушки не было и тени сомнения, что исход забега предопределен. Но радости она не испытывала. Ариадна вспомнила страдания Грома… Колина, лежащего на полу без сознания… громадные долги Тристана.

Все это было дело рук одного человека, Клива Максвелла — того, кто едва не стал ее мужем. Никогда Ариадна не знала подлинной ненависти, но теперь чувствовала это.