Вирджиния Хенли: Желанная

— Иисусе, Али-Баба, убери ты эту проклятую воду! Там, снаружи, куча доспехов, которые хозяин, наверное, захочет разобрать.

— Я оставил воду на случай, если ты вдруг надумаешь тоже залезть в лохань, Пэдди-Свинтус. От тебя несет на весь шатер, дышать нечем!

— Чему удивляться, черт возьми, особенно с такой нюхалкой, как у тебя, парень. Я сегодня носился как угорелый. А ты гнусный кусок верблюжьего дерьма!

Глаза Хоксблада насмешливо сощурились. Его оруженосцы целыми днями упражнялись в словесной перепалке, но на поле брани ни один бы не задумался пожертвовать жизнью ради другого.

— Хватит, — урезонил их Кристиан. — Мне нужны доспехи из меди и вороненой стали. Остальное пусть выкупают за деньги.

— В таком случае, лорд Драккар, лучше мне пойти поторговаться, а Пэдди тем временем приберет в шатре.

— Ну конечно, поскольку твои предки занимались тем, что воровали ковры на багдадских базарах, кому же одурачить рыцарей, как не пройдохе-арабу! Мне до тебя далековато!

— Вот в этом я сомневаюсь, Пэдди, — пробормотал Кристиан, натягивая кремовую сорочку, подчеркивавшую ширину его плеч и смуглость кожи.

Пэдди, довольный комплиментом, расплылся в улыбке, сбросил одежду и скользнул в остывшую воду.

— Я в два счета вытащу лохань, милорд, задолго до того, как появятся веселые барышни.

Вечером после состязаний, как обычно, во всех шатрах царило шумное веселье. После ратных забав постившиеся весь день рыцари требовали разжечь костры, зажарить дичь и наполнить кубки. Шлюхи, или «веселые девушки», танцевали у огня, смеясь и дразня легкими прикосновениями, постепенно раздевались, чтобы в конце концов отдаться первому встречному за пенни, пинту пива или просто за сытный ужин.

— Наслаждайся едой и питьем, Пэдди, — кивнул Кристиан, гладя взъерошенные перья кречета, нахохлившегося на своем насесте. — И не забудь приберечь для Саломе самые лакомые кусочки. Я получил приглашение поужинать вечером в замке.

— Эй, поосторожнее с французскими кобылками благородных кровей! Те, которых я видел сегодня на трибунах, выглядели так, словно изголодались по хорошему наезднику!

— Попытаюсь не слишком перенапрягаться, Пэдди, — ухмыльнулся рыцарь, сгорая от предвкушения свидания.

Он успел заметить нескольких дам, цвет волос которых отливал на расстоянии червонным золотом. К тому же ему снова повезло на ристалище.

«Кто знает? — подумал Кристиан. — Может, именно сегодня ночью я встречу свое видение?»

Королевский двор в Виндзоре был настоящим раем, по крайней мере, для дюжины богатых наследниц. Эдуард III[Hawksblood (англ.) — «Ястребиная кровь». — Прим. перев., женатый на королеве Филиппе, был самым картинно красивым и представительным из королей, когда-либо правивших Англией. Двор считался блестящим, потому что король жил роскошно и тратил деньги, не считая. Кроме того, он собирал осиротевших девушек под свое крылышко, опекал их, с тем чтобы наградить богатыми невестами тех знатных лордов, чьи семьи служили королю верой и правдой.

Одна-две девушки постарше были назначены фрейлинами юной принцессы Изабел. Любящий отец исполнял любой каприз дочери. Королева Филиппа была милой и по-матерински доброй, однако смысл ее существования заключался в том, чтобы рожать все новых принцев и принцесс династии Плантагенетов. Казалось, стоило Эдуарду пролить в нее свое семя, как чрево королевы тут же набухало новой жизнью. Только что на свет появился девятый инфант. И в результате двор королевы все разрастался: с каждым, месяцем прибавлялось нянюшек, кормилиц, служанок, прачек, фрейлин, дуэний и наставников.

Леди Брайенна Бедфорд и леди Джоан Кент, приподняв юбки, мчались, словно мальчишки-сорванцы, по садам Виндзора. Обеим было по семнадцать лет, обе рано осиротели, но на этом сходство кончалось. Джоан была миниатюрной, с серебристо-белыми волосами лунного оттенка. Ее изысканную внешность подчеркивали наряды розовых и пастельных тонов, она вплетала в косы нитки мелкого жемчуга. Джоан выглядела невинным ребенком и всегда ухитрялась избежать наказания за проделки, зачинщицей которых и являлась.

Брайенна была настоящей красавицей. Ее спелые груди и чуть широковатый рот словно говорили каждому, что эта семнадцатилетняя девушка находится на пороге зрелости и готова стать женщиной. Волосы окутывали ее с головы до ног золотистым покрывалом, спадая ниже колен блестящими волнами, рассыпавшимися на сотни шелковистых прядок. Не нужно было обладать даром предвидения, чтобы сказать — она станет объектом вожделения многих мужчин.