Барбара Картленд: Ночь веселья

Давитта зарделась, решив, что отец льстит ей. Впрочем, она знала, что пошла в мать, а леди Килкрейг всегда считалась очень красивой женщиной. Всякий раз, глядя на портрет матери, висевший над камином в гостиной, девушка восхищалась красотой маменьки. Волосы у обеих были рыжие, но не того грубого рыже-красного оттенка, что у большинства шотландцев — нет, скорее это был цвет первых осенних листьев, нежащихся в солнечных лучах. Глаза Давитте тоже достались маменькины — серые, иногда казавшиеся зелеными, словно вода в горном ручье. Юность девушки придавала ее красоте нечто детское, крывшееся в линиях лица или очертаниях маленького ротика, и более всего в ту пору Давитта походила на нежный цветок.

— С такими глазами и волосами ты могла бы быть коварной и соблазнительной сиреной, милая, — сказал как-то раз отец. — Но ты скорее маленькая фея, заблудившаяся в волшебном лесу, где гуляла со своими сестрами.

Давитта очень любила рассказы о мифах и легендах, ходивших среди крестьян-шотландцев. Долгими зимними вечерами отец рассказывал ей увлекательные истории о битвах между кланами, легенды, сказки и побасенки, столь любимые этим народом. Эти истории были частью детства Давитты, и девушка никогда не могла понять, где в них кончалась правда и начиналась сказка.

Матушка тоже рассказывала Давитте немало сказок, но совсем других, потому что ее родители-шотландцы происходили с Западных островов, а бабка была ирландкой.

— Вместе с твоей матушкой в Шотландии поселились гномы, — любил повторять отец, когда в доме пропадала какая-нибудь вещица.

И все же Давитта не смогла утешить своего отца и винила себя в том, что ему было одиноко и поэтому он вернулся из Лондона с женой.

Самое невероятное — отец взял в жены актрису. Однако когда Давитта увидела Кэти Кингстон — псевдоним, под которым она выступала, — и когда прошло первое потрясение, ведь на месте матери оказалась другая, совсем незнакомая женщина, Давитте Кэти даже понравилась. Актриса была очень хороша собой, хоть в Шотландии ее накрашенные ресницы, губы и щеки казались не к месту. Но ее мелодичный смех заставлял звенеть весь дом, и всем сразу казалось, что в замок сквозь тучи пробился луч солнца.

Но вскоре произошло то, чего и следовало ожидать, — Кэти заскучала.

Давитта предполагала — одно дело выйти в Лондоне замуж за баронета, устроив пышную свадьбу в кругу своих знакомых актеров и актрис, но совсем другое — жить в окружении крестьян, вместе с падчерицей и мужем, который большую Часть времени тратит на охоту, рыбалку и лошадей.

— Чем мы сегодня займемся? — бывало спрашивала она за завтраком у Давитты, сидя с подносом на коленях в огромной дубовой кровати и с тоской глядя в окно на вересковые пустоши.

— А чего бы вам хотелось? — спрашивала в свою очередь Давитта.

— Будь я в Лондоне, — отвечала мачеха, — я поехала бы по магазинам на Бонд-стрит, потом покаталась бы по Риджент-стрит, а после этого пообедала бы с каким-нибудь поклонником в ресторане Романо. — Потом она вздыхала и добавляла:

— Но больше всего я хотела бы в шесть вечера войти в театр и поспешить в гримерную готовиться к представлению.

Когда мачеха говорила это, в ее голосе звучала тоска, усиливавшаяся с каждым днем, с каждым воспоминанием о театре.

Кэти вышла замуж еще и потому, что ей исполнилось уже тридцать шесть лет, а значит, следовало ловить шанс. В театре у нее была очень интересная жизнь, и она любила рассказывать о ней.

— Однажды Холлингшед, тогда директор театра, распорядился провести в зал электричество. Это было бесподобно! — говорила она. — Ты никогда не увидишь ничего похожего!

Голубые глаза Кэти горели, и она говорила и говорила:

— Впервые электрический свет зажегся в театре в девять часов вечера второго августа тысяча восемьсот семьдесят восьмого года. Лампы мигали и шипели — но видела бы ты, сколько людей собралось в театре, чтобы посмотреть на это чудо!

Рассказывала Кэти не только о своей жизни на сцене. Она могла часами вспоминать многочисленных поклонников — элегантных юношей и галантных кавалеров. Они носили шелковые цилиндры, белые перчатки, ослепительно начищенные кожаные сапоги и ездили в изящных экипажах.

— После представления они ждали под дверью, чтобы пригласить нас на ужин, — вдохновенно продолжала Кэти. — Они посылали нам букеты — бывало, у мену вся спальня утопала в цветах! — и дарили дорогие подарки.

— О, как это должно быть романтично! — восхищалась Давитта.