Маргарет Мэллори: Рыцарь наслаждения

— Изабель!

Она сжала челюсти. Сколько же раз она просила Грэма не называть ее христианским именем!

— Примите мои искренние соболезнования по поводу кончины лорда Хьюма. — Грэм бросился к ней с распростертыми объятиями.

Изабель протянула руку для поцелуя, чтобы он не подошел слишком близко. Не сводя с нее взгляда серых глаз, он прижался губами к тыльной стороне ее ладони и задержался гораздо дольше, чем следовало. Как всегда.

Изабель не удивляли его ухаживания. Да, она была замужем, но и Грэм с детства слыл лжецом и мошенником. Но неужели он до сих пор не понял, что его неотразимая внешность и обаяние ей совершенно безразличны? Эта его слепота всегда ее удивляла.

— Благодарю, однако теперь мне нужно переговорить с отцом Данном. — Изабель высвободила руку из хватки Грэма.

Ей пришлось прикусить язык, чтобы не спустить на него собак. Обычно она отвечала на знаки внимания Грэма более утонченно, но сейчас на нее давила усталость и едва хватало терпения, чтобы не выгнать его взашей. Последние дни болезни Хьюма дались ей очень нелегко.

— Если желаете подождать, я прикажу подать закуски. — Она буквально заставила себя выговорить это.

Отец Данн прочистил горло.

— Простите, леди Хыом, но я попросил бы гостя остаться и принять участие в нашей беседе. — Наверняка все раздражение Изабель немедленно отразилось на ее лице, потому что он поспешил добавить: — Вы сами увидите, на то есть веские основания.

Она не могла себе позволить ссориться с замковым капелланом в присутствии слуг. Стиснув зубы, Изабель повела капеллана и Грэма по винтовой лестнице на второй этаж, где располагались семейные покои.

К своему списку дел Изабель добавила еще один пункт: заменить замкового капеллана.

В уединении гостиной Изабель уже не старалась смягчить тон.

— Ну, отец Данн, из-за какого такого важного дела вы отвлекли меня от молитв за упокой души супруга?

Капеллан нахохлился:

— Я счел своим долгом сообщить вам о некоем документе, который ваш муж вверил моим заботам.

— О документе? — Изабель ощутила, как под ложечкой засосало от волнения. — Что еще за документ?

— Это акт о передаче собственности.

А, так, значит, речь просто-напросто о том, сколько денег Хьюм отписал цистерцианцам в аббатстве Мелроуз, чтобы служили мессы за упокой его души? Денег ей не жалко, лишь бы только оставшихся хватило на ремонт, в котором замок давно уже нуждается.

— Вы имеете в виду завещание?

— Завещание не подходит для подобных целей, — забубнил отец Данн нудным голосом. — Человек может кому угодно завещать золото, коня и оружие — но не земли. После его смерти земли все равно отойдут наследникам. — Отец Данн закашлялся. Кажется, ему впервые за все время стало неловко. — А передать земли кому-то другому, — он вытащил из складок своего одеяния свернутый пергамент, — человек может только перед смертью.

Изабель уже несколько месяцев пыталась убедить мужа продать Джеймисону небольшую делянку, которую он возделывал, чтобы мельник наконец-то отдал за него дочку. Должно быть, Хьюм решился-таки на это, когда смерть уже постучалась в двери. Добрые дела, как и молитвы, сокращают срок в чистилище.

Вот, значит, из-за чего вся эта суета! Изабель улыбнулась и протянула руку:

— Что ж, позвольте мне взглянуть.

Отец Данн отступил, прижимая пергамент к груди:

— Леди Хьюм, полагаю, вам лучше бы сначала присесть.

Изабель скрестила руки на груди и топнула ногой:

— Я предпочитаю стоять!

Нет, ну правда, этот человек будит худшие стороны ее натуры.

Священник поджал губы и развернул свиток.

— Это очень простой документ. Если вкратце, то, согласно ему, все владения лорда Хьюма, включая этот замок, отходят к Бартоломью Грэму.

Капеллан, наверное, ошибся. Или откровенно лжет. Но все же от наглого, самодовольного выражения его лица у Изабель мороз пробежал по коже.

Она вырвала пергамент из рук капеллана и пробежала глазами написанное. Прочла второй раз, помедленнее. И третий… Подняла голову, невидящим взглядом уставилась перед собой. До нее только-только начал доходить масштаб того, что сотворил с ней муж. Нет, он не мог этого сделать. Нет! После всего, чем она пожертвовала, на что пошла ради него…

Восемь долгих лет она была на побегушках у капризного, вредного старика, который выматывал ей нервы непрестанным нытьем и придирками. День за днем, день за днем она выслушивала его нудные нотации. Старалась не смотреть, как питье и непрожеванная пища стекают по подбородку на дорогие наряды.