Шерри Томас: Не в силах забыть

Когда шатер опал, ее охватило отчаяние. А может, это был страх? Брайони боялась пускаться в путешествие с Лео.

Кули сложили палатку, выставив на обозрение ее скромное содержимое: походную кровать, два дорожных чемодана да складной столик со стулом. На столе лежали пачка старых медицинских журналов и докторский саквояж Брайони. На одном из чемоданов были разложены туалетные принадлежности, на другом покоились соломенная шляпа, шаль и две пары перчаток.

Лео рассеянно взял шляпу и повертел в обветренных руках, потом осторожно провел пальцем по краю.

Брайони с трудом сглотнула подступивший к горлу ком, в легких, исполненных нежности движениях Лео было нечто глубоко интимное, словно он касался ее волос, ее кожи.

Положив шляпу обратно, он направился к своей лошади и вернулся с другим головным убором.

— Я взял на себя смелость купить вам это. В низине вы легко можете обгореть, если не побережетесь.

Шляпа, что он протянул ей, походила на шлем с длинным отворотом сзади, защищавшим затылок, и сетчатой вуалью спереди, на случай если яркое солнце станет слепить глаза.

«Вот так самонадеянность!» — возмутилась Брайони. Лео задумал подчинить ее своей воле задолго до того, как нога его ступила в долину Румбур.

Она вернула шляпу со словами:

— Я не могу принять предмет одежды от джентльмена.

Это был удачный предлог отказаться от его дара. Лео больше не был ее мужем, их ничто не связывало. С какой стати он покупает ей подобные вещи?

Лео взглянул на отвергнутую шляпу:

— Если не ошибаюсь, это правило не распространяется на джентльмена, который делил с вами постель.

Он невозмутимо поднял глаза, рассматривая Брайони в упор. Краска бросилась ей в лицо. Тошнотворная волна слабости помешала ей влепить Лео пощечину, как он того заслуживал.

— Вы не джентльмен, сэр, — проговорила она. — И нет, благодарю вас. Я не надену эту отвратительную вещь.

Лео с минуту смотрел на нее серыми глазами цвета утреннего тумана; Брайони затруднилась бы сказать, что выражал его взгляд: отвращение, издевку или иное чувство, темное, необузданное, не поддающееся определению.

— Поступайте как знаете, — отозвался он наконец. — Распорядитесь, чтобы собрали ваши вещи.

Для всех ее пожитков хватило бы одного носильщика или вьючного мула. Спустя час после чаепития Брайони и Лео уже пожимали руки Брейбернам, обещая часто писать.

В последний раз обняв на прощание добрую пасторшу, Брайони уселась на лошадь, захваченную Лео специально для нее. Он передал ей поводья.

— Надеюсь, вы довольны, — обронила она, понизив голос, чтобы ее услышал только Марзден.

Он криво усмехнулся в ответ, в его улыбке таилась неповторимая смесь близости и отстраненности.

— О, несказанно.

День выдался прохладный и безоблачный. Долина Румбур, зажатая между двумя высокими горными хребтами, круто спускалась в низину, уклоняясь к юго-востоку. Путешественники двигались вдоль русла реки, голубой, с белыми пенными бурунами там, где поток стремительно обрывался вниз или изгибался. Одна деревня сменялась другой — Гром, Малдеш, Батет, Калашграм, Паракал. Птицы распевали в кустах рододендронов, где весной бушевало море цветов, розовых, как оперение фламинго. Поскрипывали колеса водяных мельниц, перемалывая зерно. Калашские женщины в нарядных головных уборах, расшитых раковинами, и с бесчисленными нитками бус на шее собирались возле печей, готовя еду на террасах своих крошечных домиков.

Эту долину нельзя было назвать раем земным — калашские дети высоко ценились на невольничьем рынке Читрала, их охотно покупали за красоту, сметливость и послушание, давая большие деньги, а стада калашей приходилось охранять от браконьеров и воинственных соседей-захватчиков, совершавших набеги на деревни. Но сейчас жизнь калашей казалась мирной и безмятежно-счастливой.

Горные склоны постепенно смыкались. Поля, дома и козьи загоны встречались теперь все реже, а потом исчезли вовсе. Путешественники вышли из долины в месте слияния двух рек — Румбура и Бумборета — и оказались в узком каменистом ущелье, лишенном деревьев и травы. Бурная река бежала далеко внизу, багрово-серые скалы закрывали небо. Тропинка, петляя и извиваясь, карабкалась по утесам, подчиняясь капризам природы.

Погруженная в сумрак теснина вела к широким пойменным лугам долины Читрал. Впереди лежал город Аюн, окруженный рисовыми полями. Брайони поразило, как резко отличается его архитектурный облик от привычной простоты и открытости селений калашей. Все дома здесь были отгорожены высокими глиняными стенами, защищавшими женскую половину их обитателей от посторонних глаз. На улицах показывались лишь мальчики и мужчины.