Шерри Томас: Восхитительная

Теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что это была сказка о Золушке.

Правда, не хватало Феи Крестной. Но в остальном повествование содержало все элементы сказки.

Например, был тут современный принц. В нем не было ни капли королевской крови, зато это был человек, наделенный большой властью, – выдающийся лондонский адвокат, правая рука мистера Гладстона. Весьма вероятно, в один прекрасный день ему суждено поселиться в доме номер десять на Даунинг-стрит [1] Адрес резиденции премьер-министра Великобритании. .

Была женщина, которая большую часть жизни провела на кухне. Для одних она была никем. Другие считали ее одной из величайших кухарок своего поколения. Говорили, что ее блюда были просто божественны и пожилые джентльмены уплетали их с юношеским аппетитом, и настолько соблазнительны, что любовники забывали друг о друге, пока на тарелках оставалась хотя бы крошка.

Был также и бал. Не волшебный бал, какой случается в сказках, но тем не менее бал. Среди прочих персонажей стоит упомянуть и злокозненную родственницу. И самое главное для знатоков сказок, была и брошенная в спешке туфля – но, разумеется, не легкомысленная хрустальная туфелька, а самая настоящая. И ее заботливо хранили и лелеяли, как лелеяли огонек надежды, год за годом.

Действительно сказка о Золушке. Или нет?

Все началось – или получило продолжение, это уж как посмотреть, – в тот день, когда умер Берти Сомерсет.

Йоркшир, ноябрь 1892 год

Кухня в Фэрли-Парк была совершенно грандиозных размеров, не уступая в своем великолепии кухням Чатсуорта или Бленхейма, и уж точно во много раз больше, чем предполагалось бы для дома вроде Фэрли-Парк.

Берти Сомерсет перестроил весь комплекс кухонных помещений в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году – вскоре после того, как унаследовал Фэрли-Парк, двумя годами раньше, чем Верити Дюран стала работать на его кухне. После перестройки и всех усовершенствований здесь всем на зависть были сыроварня, помещение для мытья посуды и кладовая, каждые размером с небольшой сельский дом. Предусматривались отдельные хранилища для мяса, дичи и рыбы, а также две коптильни и даже особая теплица, где гора унавоженного перегноя обеспечивала урожай съедобных грибов круглый год.

В помещении главной кухни, пол которой был выложен серыми каменными плитами, а вдоль стен располагались дубовые столы, возле которых обычно толпилась кухонная челядь, был устроен открытый очаг по старинной моде, дополненный двумя современными, закрытыми. Потолок возвышался над полом на добрых двадцать футов. Окна были прорезаны высоко и смотрели исключительно на север и восток, чтобы ни единый лучик света не пробился внутрь. Тем не менее здесь было ужасно жарко даже зимой; летом же кухня превращалась в сущее пекло.

В примыкающей судомойной три служанки отмывали тарелки, чашки и столовые приборы, оставшиеся после пятичасового чая для прислуги. На центральном столе один из помощников Верити фаршировал крошечные баклажаны, трое других занимали свои посты, следя за неуклонным соблюдением ритуала приготовления обеда – как для прислуги, так и для хозяина дома.

Только что унесли суп, за которым тянулся шлейф восхитительного аромата поджаренного до прозрачности лука. От плиты поднимался пар смешанного с белым вином бульона, который вот-вот должен был упариться и загуститься в соус для филе из камбалы, предварительно отваренной в этом же бульоне. В огромном очаге на вертеле, который поворачивала служанка, жарились четыре утки. Девушка приглядывала также за жарким из зайца, томящимся на углях и источающим сочный аромат дичи.

Для Верити запахи кухни были не менее прекрасны, чем звучание оркестра. Эта кухня была ее суверенным владением, ее святилищем. Готовя блюда, она впадала в состояние бесстрастной отрешенности, позволяющее уловить малейшие нюансы запаха и вкуса, равно как и малейшие движения своих подчиненных.

Вот она услышала, что одна из ее любимых учениц почему-то перестала размешивать топленое масло с лесными орехами, и слегка повела головой.

– Масло, мадемуазель Портер, – произнесла она суровым тоном. На кухне ее голос всегда звучал сурово.

– Конечно, мадам. Простите, мадам, – отозвалась Бекки Портер. Девушка наверняка сделалась багровой от стыда. Она ведь знала: несколько секунд невнимания, и ореховый соус из золотистого сделается темно-коричневым, а это уже совсем другой рецепт.