— Вернуться? А зачем? Чтобы по-прежнему не видеть тебя? Терпеть твое пренебрежение?
— Линкольн, иначе просто быть не могло. Пойми же! У твоего отца было всего несколько минут в день, в неделю, а иногда и в месяц, когда он снова становился собой. Иногда нам везло, и просветление продолжалось около часа. Но чаще мы едва успевали обменяться несколькими словами. И не будь я постоянно рядом, не услышала бы и этого. Я так его любила! Мое сердце разрывалось каждый раз, когда мы могли поговорить, разрывалось от сознания того, что это не продлится долго и скоро он опять потеряет рассудок. И даже тогда я приезжала в Англию повидать тебя, зная, что, когда он очнется, меня с ним не будет. Но ты редко бывал дома во время моих визитов, а когда и бывал, не желал говорить со мной. Я была беспомощна, не в состоянии объяснить тебе мотивы моего поступка, а без объяснений ты и слушать бы меня не захотел! Видеть тебя было так же больно, как не видеть. Сможешь ли ты понять? И простить?
Линкольн не ответил. Прошло несколько секунд, а он все молчал. И наконец заговорил:
— Простить тебя за то, что без памяти любила моего отца? Разумеется. Простить за то, что не сказала мне всего в тот момент, когда это для меня было важнее всего на свете… не уверен. Впрочем, сомневаюсь, что смогу простить себя самого.
Линкольн ушел. Его холодный тон всего лишь скрывал боль и тоску. И все же последние слова…
Мелисса отчетливо сознавала: что-то неладно. Похоже, их ждет беда. Теперь он винит себя… непонятно за что. Но она недаром боялась, что это произойдет. И все, к чему она стремилась, отправляясь на эту встречу, пошло прахом. Они с матерью не помирились. Не стали ближе друг к другу. Зато Линкольн обнаружил вещи, о которых ему лучше бы не знать.
Даже представить страшно, что с ним сейчас творится! И невозможно вообразить, каково пришлось До-налду Россу, вынужденному много лет влачить немыслимое существование, приходить в себя на несколько минут и снова погружаться во мрак! Бедняжка Элинор, годами не отходившая or мужа-призрака, которого любила так, что отказалась от нормальной жизни и отослала собственное дитя к чужим людям. Невероятно. Что за ужасная трагедия!
Элинор достойна жалости. Она сделала выбор, правильный или нет, но этот выбор оказал свое действие, и теперь она вынуждена смириться с последствием, хотя эти годы честно несла свой крест. Линкольн должен понимать, почему она на это пошла.
— Мне очень жаль, — пробормотала Мелисса. Пустые слова, но что тут можно еще сказать.
— Пожалуйста, не извиняйтесь, — устало отмахнулась Элинор. — Я знала, что он все равно не простит меня, даже если все узнает, поэтому и не пыталась сказать ему раньше. Отослав его в Англию, я еще надеялась, что он скоро вернется. Но по мере того как шло время, становилось ясно, что надеждам не суждено сбыться. В нем накопилось слишком много неприязни ко мне за то, что, как он считал, я его бросила.
— Вы не пытались убедить его, что это не так?
— Пыталась, конечно, но он мне не верил. И так злился, что говорить с ним было невозможно. Гнев его так и не остыл.
— Иногда гнев — единственное средство против душевных ран, — заметила Мелисса.
— Я думала об этом, — кивнула Элинор. — Но если Линкольн и соглашался увидеться со мной, я все равно не могла пробиться сквозь ту стену, которую он воздвиг.
— Вероятно, потому, что хотел ранить вас так же сильно, как вы ранили его?
Элинор грустно улыбнулась.
— Что ж, такова человеческая натура, верно?
— Человеческая натура часто проявляется при внезапном ударе в челюсть, — заметила Мелисса. — Нельзя ранить того, кого любишь, не нанеся себе еще более жестокой раны. Вот Линк и получил этот самый удар в челюсть. Ему нужно время, чтобы переварить все, что вы ему сказали.
Элинор мягко сжала ее руку.
— Я ценю все, что вы пытаетесь объяснить, но для меня и Линкольна уже слишком поздно. Я потеряла сына в тот день, когда отослала его в Англию. Эти годы уже не вернуть, и ничего не исправить. Линкольн прав. Я его бросила, а причины роли не играют.
— А по-моему, играют.
Элинор покачала головой:
— Линкольн так не считает. Теперь я понимаю, что совершила ошибку. Думаю, и Доналд в конце пожалел, что так и не повидался с сыном. Мне следовало ослушаться его, но я этого не сделала. Исполняла желания Доналда, потому что не хотела расстраивать его в те короткие мгновения, когда мы были вместе. Поэтому и не спорила с ним. А спорить надо было, во всяком случае, там, где речь шла о Линкольне.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу