Барбара Картленд - Дар любви

— Нам никогда не вернуться домой, — продолжала причитать миссис Давдейл, тронутая до слез собственными воспоминаниями. — Мы никогда не увидим наш «Парагон» [1] Парагон — образец совершенства (англ.). (Здесь и далее примеч. пер.) — иначе его и не назвать, — где все так чудесно, где можно было укрыться от суетности этого мира!

Евгения положила руку на подлокотник, оперлась на нее подбородком и молча смотрела на огонь. Вспоминая прошлое, она больше всего тосковала по расположенному в глубине леса очаровательному уединенному домику, где жила семья главного управляющего. Его стены были увиты плетущимися розами, над карнизом кружили голуби, в высокой траве за белым забором паслись олени. У Евгении была кошка Сахарок и маленький пони Бад.

Она была так счастлива в этом доме, с любимым отцом, так счастлива, что теперь старалась не думать об этом. Если бы только мать не напоминала о том времени так часто!

Для миссис Давдейл единственным шансом вырваться из нынешнего стесненного положения было замужество Евгении. Ее дочь была невероятно красива — все признавали это. Она могла бы обольстить самого принца Уэльского, если бы захотела!

Миссис Давдейл всячески старалась сделать так, чтобы Евгению заметили. Не было случая, чтобы она пропустила хоть одного неженатого мужчину, не расхвалив достоинств дочери. Как только леди Грэнтон роняла имя какого-нибудь подходящего холостяка, миссис Давдейл тут же старалась добиться возможности быть представленной ему.

Обычно мать сопровождала Евгению, когда та отправлялась по поручениям тетки к Фортнаму, с единственной целью: обратить внимание дочери на графа такого-то или герцога такого-то. Во время прогулок по Кенсингтонским садам она то и дело толкала Евгению в бок, когда какой-нибудь надменный виконт или герцог проезжал мимо.

- Брось на него взгляд, дорогая. Повернись в профиль. Стань у него на пути.

Из-за подобных интриг матери Евгения чувствована себя очень несчастной. Она инстинктивно отвергала любые ее предложения.

Прижавшись лбом коконному стеклу, Евгения шептала слова, которые превратились для нее в ежедневную мантру: «Я никогда не выйду замуж за человека, которого одобрит мать!»

Сидя за завтраком, миссис Давдейл читала газету через лорнет. Неожиданно она взволнованно вскрикнула.

— Мама? — встрепенулась Евгения.

Миссис Давдейл махала рукой у лица, будто ее бросило в жар от прочитанного.

— О Господи! Мы спасены!

Евгения с удивлением воззрилась на мать.

— Как спасены, мама?

Мать бросила на стол газету и ткнула в нее пальцем.

— Вот, смотри. Маркиз Бакбери вернулся в Англию и в настоящее время находится в Лондоне!

Евгения, угадав, что на уме у матери, нахмурилась.

— Он, вероятно, уже седой и старый.

— Седой? Старый? Ему должно быть... дай-ка сообразить... Ему исполнилось двадцать один, когда я в последний раз его видела... Тебе было десять... значит, сейчас ему немногим больше тридцати.

— Старик! — вздохнула Евгения.

Миссис Давдейл не слушала.

— Я должна позаботиться, чтобы его пригласили на званый ужин к леди Грэнтон, — взволнованно продолжала мать. — Она наверняка сделает это для нас. Он непременно придет, узнав, что вдова его главного управляющего будет на этом вечере. Он не мог нас забыть. Он не мог забыть тебя!

— Конечно, он забыл. Но даже если нет, как это может нас спасти?

— Но вы же были очарованы друг другом на том рождественском балу... — жеманно произнесла миссис Давдейл.

— Мама! Мне было десять лет!

— Но уже тогда было понятно, что ты превратишься в настоящую красавицу, — настаивала мать. — Он говорил, что будет ждать...

- Мама, думаю, ты забываешь о графине, — напомнила Евгения, приподняв бровь.

- Ах да, графиня... — сникла было миссис Давдейл, но потом лицо ее посветлело. — Но даже если и так. Как только вы возобновите знакомство, маркиз непременно захочет что-нибудь для тебя сделать.

- Никакой благотворительности! — резко возразила Евгения.

Миссис Давдейл воздела руки и поднялась из-за стола.

- Евгения, ты меня огорчаешь, честное слово! Я не понимаю, чего ты хочешь. — Она выплыла из комнаты.

Чего она действительно хотела? Страсти! Она не хотела торгашеского обмена своей красоты — какой бы она ни была — на нитку жемчуга, лошадь или карету. Она не хотела ни надутого графа, ни старого маркиза. Ей хотелось увлечься человеком, для которого чувства были бы важнее положения в обществе, для которого голос сердца был бы важнее голоса долга.