Лиза Клейпас - Соблазни меня на рассвете

Мужчина отчаянно застонал. Мгновенно он потянулся рукой к ее руке, и еще крепче прижал к своей плоти. Ее глаза потрясенно открылись, почувствовав его пульсирующее, горячее, и, казалось, готовое взорваться желание.

- Кев… кровать… - прошептала она, покраснев с головы до ног. Она хотела его так отчаянно, и так долго, а теперь ее мечты должны были сбыться. - Возьми меня.

Меррипен с проклятием оттолкнул ее и повернулся спиной. Он задыхался, и все никак не мог восстановить дыхание. Уин потянулась к нему.

- Кев…

- Не приближайся ко мне, - сказал он с такой злостью, что она вздрогнула от испуга.

В течение, по крайней мере, минуты, он не произносил ни звука, и только было слышно его хриплое дыхание.

Когда Меррипен заговорил, его голос был полон гнева и отвращения, хотя против кого они были направлены: против нее или самого себя, понять было невозможно.

- Это больше никогда не повторится.

- Ты боишься, что можешь причинить мне боль?

- Нет. Потому, что я не желаю тебя.

Она напряглась от негодования, и с недоверчивым смешком, заметила:

- Ты ответил мне сейчас. Я чувствовала это.

Краска ударила ему в лицо.

- Это могло случиться и с любой другой женщиной.

- Ты… Ты пытаешься заставить меня думать, что у тебя ко мне нет никаких особенных чувств?

- Ничего, кроме желания защищать, как и любого из вашей семьи.

Она знала, что это была ложь. Знала. Но в то же время его грубый отказ делал ее отъезд намного легче.

- Я…- ей было трудно говорить. - Как благородно с твоей стороны.

Ее попытка иронизировать была испорчена приступом одышки. Глупые слабые легкие.

- Ты переутомилась, - сказал Меррипен, двигаясь к ней. - Тебе нужно отдохнуть…

- Все хорошо, - с отчаянием сказала Уин, направляясь к умывальнику, чтобы плеснуть в лицо воды.

Когда она немного пришла в себя, то использовала оставшуюся воду для того, чтобы намочить льняную салфетку и крепко прижала ее к своим покрасневшим щекам. Глядя на себя в зеркало, она постаралась придать своему лицу обычное безмятежное выражение. Каким-то образом ей удалось заговорить совершенно спокойным голосом:

- У меня будешь ты, либо не будет никого, - сказала она. - Ты знаешь слова, которое могут заставить меня остаться. Если ты не собираешься говорить их, то уходи.

Воздух в комнате накалился от эмоций. Нервы Уин были натянуты, как струна, из-за воцарившейся тишины. Она посмотрела в зеркало, в котором отражалась его мощная фигура. А затем Кев вышел.

Уин продолжала прикладывать к лицу мокрую прохладную ткань, украдкой вытирая набегавшие слезинки. Отложив ткань, она посмотрела на свою ладонь, которой дотрагивалась до его плоти, и которая до сих пор помнила ее жар и форму. Губы все еще покалывало от сладости и напора его поцелуев, а грудь была заполнена болью отчаяния безответной любви.

- Что ж, - сказала она своему покрасневшему отражению в зеркале, - ты получила ответ.

Она горестно рассмеялась и стала вытирать лицо от катившихся слез.

Кэм Роан столь рассеянно следил за погрузкой багажа в карету, которая должна была отправиться в Лондонские доки, что было бы удивительно, если бы он не напортачил. Он обещал своей молодой жене позаботиться об ее семье. Но не прошло и двух месяцев после его женитьбы на Амелии, как он отправлял одну из ее сестер во Францию.

- Мы можем подождать, - сказал он Амелии накануне вечером, обнимая ее за плечи и поглаживая шикарные каштановые волосы, раскинувшиеся рекой по его груди. - Если ты хочешь задержать Уин рядом с собой еще какое-то время, то мы можем послать ее в клинику весной.

- Нет, она должна поехать как можно скорее. Доктор Хэрроу сказал, что и так было упущено слишком много времени. Вероятность выздоровления Уин увеличится, если как можно скорее начать курс лечения.

Кэм улыбнулся прагматичному тону Амелии. Его жена отличалась тем, что тщательно скрывала свои эмоции, поддерживая образ эдакого непробиваемого и надежного тыла, и лишь немногие люди догадывались, какой уязвимой она была в душе. Кэм был единственным, перед кем она сбрасывала свою маску.

- Мы должны быть разумными, - добавила Амелия.

Кэм перевернул ее на спину и заглянул в смутившееся и такое прекрасное лицо любимой. В ее большие темно-синие, как небо в полночь, глаза.

- Да, - согласился он. - Но не так легко быть разумным, правда?

Она согласно кивнула, а на глаза навернулись слезы.

Он погладил ее по щеке кончиками пальцев.

- Бедная моя колибри, - прошептал он. - Ты пережила так много потрясений в течение последних месяцев, не самое малое из которых - брак со мной. А теперь еще - я отсылаю твою сестру.