Господи! Какая черная дорога пролегла от леса Руврэ до леса Брешнэй!
— Когда мы вырастем, мы тоже пойдем за «маем», как ваши сестры? — с горящими глазами спрашивала свою приемную мать Агнес, державшая за руку маленькую Бланш, с которой они прекрасно играли.
— Ну, разумеется… если вам это будет приятно, моя козочка…
Не отрывая глаз от работы, Флори вспоминала все странные повороты своей судьбы, когда послышавшиеся за ее спиной шаги заставили ее обернуться. К ней подошел Арно, как бывало когда-то, когда они с полуслова понимали и во всем доверяли друг другу…
— Глядя на вас, спокойно сидящую под этими цветущими вишневыми деревьями, можно подумать, что рассматриваешь какую-то иллюстрацию к старинному рассказу, — заметил он. — Как Пенелопа, вы прилежно склоняетесь над вечной женской работой, которая так хорошо служит вашему уединению!
Не ошибалась ли она? Нет ли какого-то прозрачного намека в этом сравнении? Она приняла игру:
— Правда, брат, я рукодельничаю, по сравнение этим и кончается. Не надеясь ни на какое возвращение путешественника, мне не приходится ночью распускать то, что я вышила днем.
Он уселся на скамью рядом с нею.
— Вы уверены в том, что вам некого ждать?
Флори не успела полностью осознать значение этого вопроса, как сердце ее словно сорвалось с цепи.
— Вы имеете в виду Филиппа?
— Да. Он вернулся из Англии и сейчас в Париже.
— Уж если вы заговорили со мною об этом, значит, вы спросили и его. Что же он вам ответил?
— Что его уединение не принесло ему ничего нового, кроме того, что он чувствовал раньше.
— То есть?
— Что вам надо быть терпеливой и не отчаиваться.
— Согласен ли он простить меня?
— После всего того, что он пережил в Палестине, он пришел к тому, что должен вас простить, не держать на вас зла за причиненную когда-то боль. Старые раны зарубцевались. Увы, то, что врач из Монлуи рассказал ему по вашей просьбе, вновь разбередило их.
— И что же он намерен делать?
— Снова удалиться. Путешествовать. Попытаться понять, сможет ли жить без вас, причинившей ему столько страданий, или же, наоборот, что, несмотря па эти страдания, вы ему по-прежнему необходимы.
Флори не отрывала глаз от своих рук, лежавших на забытой работе. Внезапно узор стал ей не виден: из глаз ручьем полились слезы.
— Как вы думаете, есть какая-нибудь надежда на то, что он вернется ко мне?
— Не знаю. Мне кажется, он любит вас несмотря ни на что, но разочарования, обиды, тоска сделали свое черное дело в сердце, которое по самой своей природе одарено нерушимым стремлением к постоянству. Очевидно, ваш муж из тех очень немногих людей, которые не в состоянии расстаться со своей первой любовью… ему следовало бы вышить на красно-черном гербе, который отныне принадлежит ему, девиз: «Верность и Нежность»!
— Я не достойна ни того, ни другого!
— Да, верно, Флори, вы совершили много ошибок, но теперь вашего злого гения больше не существует. Молите Бога, чтобы добрый гений, которого ваши ошибки, возможно, еще не совсем отдалили от вас, вернулся к вам, пока еще не поздно!
— Так, значит, вы оставляете мне эту маленькую надежду?
— А вы сами, сестра, вы любите его, несмотря на все то, что произошло?
— От чистого сердца могу ответить вам, Арно, что да. Я обнаружила в надолго закрывшихся уголках моей души чувства, которые считала утраченными. За этим безумным увлечением, бросившим меня в бездну, о которой вам известно, уцелела, выжила втайне неведомая раньше любовь. Она возродилась во всей своей реальности.
По привычке прежних студенческих времен Арно покусывал травинку, сорванную здесь же, около скамьи. Это у него было признаком глубокого размышления.
— Таким образом, как это ни странно, ваше взаимное чувство должно оказаться более сильным, чем то, что по всей логике должно было его разрушить… Если Филипп в один прекрасный день согласится возобновить совместную жизнь с вами, это будет победой нежности над страстью.
— Несомненно. Но захочет ли он?
— Бернар, желаете ли вы взять в жены Жанну, если на это согласится церковь?
— Да, желаю.
— Жанна, желаете ли вы иметь мужем Бернара, если на это согласится церковь?
— Да, желаю.
— Итак, оба вы обручены перед Богом.
Каноник Клютэн благословил молодоженов, преклонивших перед ним колена у портативного алтаря, установленного на улице Бурдоннэ, во дворе дома Брюнелей, поднял их с колен и от всей души обнял обоих.
Читать дальше