Томас Шерри: Ночь для двоих

Только убедившись, что книга в безопасности, Элиссанда подошла к окну, чтобы посмотреть, кто приехал. Странно, но на подъездной аллее стоял не дядин экипаж, а открытая двухместная коляска с ярко-голубыми сиденьями.

В дверь постучали. Элиссанда обернулась. В дверном проеме стояла миссис Рамзи, домоправительница Хайгейт-Корта.

— Мисс, приехала леди Кингсли и просит ее принять.

Сквайры и представители местного духовенства иногда заезжали к дяде. Но в Хайгейт-Корте никогда не бывало женщин, поскольку всем в округе было отлично известно, что хозяйка слаба здоровьем, а Элиссанда — дядя Эдмунд постарался уведомить об этом всех и каждого — не отходит от постели больной.

— Кто эта дама?

— Она сейчас живет в Вудли-Мэнор, мисс.

Элиссанда с некоторым трудом припомнила, что Вудли-Мэнор находится в двух милях к северо-западу от Хайгейт-Корта и действительно некоторое время назад был сдан внаем. Значит, леди Кингсли — их новая соседка. Но разве в подобных случаях не принято сначала оставлять карточку, а уж потом приезжать лично?

— Она говорит, что в Вудли-Мэнор сложилась критическая ситуация и просит вас принять ее.

Леди Кингсли приехала не к тому человеку. Если бы Элиссанда могла что-нибудь для кого-нибудь сделать, она бы уже давным-давно сбежала из Хайгейт-Корта вместе с тетей. Да и дядя будет недоволен, если она примет гостью без его разрешения.

— Скажи ей, что я не могу отойти от тети.

— Мисс, но леди Кингсли в отчаянии.

Миссис Рамзи была скромной женщиной, которая, прослужив пятнадцать лет в Хайгейт-Корте, так и не заметила, что обе дамы, живущие в этом доме, тоже в отчаянии. Дядя Эдмунд умел подбирать преданно ненаблюдательных слуг. Возможно, вместо того чтобы держать голову высоко поднятой и прилагать все усилия для того, чтобы вести себя достойно, Элиссанде тоже следовало поддаться депрессии...

Глубоко вздохнув, она сказала:

— Что же, тогда проводите ее в гостиную.

Элиссанда не привыкла отворачиваться от женщин в отчаянии.

Леди Кингсли была вне себя от волнения, когда рассказывала о нашествии крыс. Завершив свое горестное повествование, она выпила целую чашку горячего черного чая, и лишь после этого неестественная зелень на ее щеках сменилась розоватым румянцем.

— Мне очень жаль, что на вашу долю выпало столь тяжкое испытание, — сказала Элиссанда.

— Вы еще не знаете самого худшего, — вздохнула леди Кингсли. — Меня приехали навестить племянница и племянник. Они привезли с собой семерых друзей. И теперь нам совершенно негде жить. У сквайра Льюиса и без того двадцать пять гостей, а деревенская гостиница забита битком — через два дня у кого-то в деревне свадьба.

Иными словами, она хотела, чтобы Элиссанда приняла в доме девять — нет, десять незнакомцев.

Она едва подавила истерический смешок: эта леди слишком многого хочет.

— Как вы считаете, — вежливо спросила Элиссанда, — в вашем доме долго нельзя будет жить?

— Я рассчитываю сделать его пригодным для человеческого обитания в течение трех дней.

Дядя будет отсутствовать три дня.

— Я бы ни за что не стала обременять вас, мисс Эджертон, но мы в безвыходном положении, — совершенно искренне сказала леди Кингсли. — Я много слышала о вашей достойной всяческого восхищения преданности миссис Дуглас, но все же считаю, что вам временами должно быть одиноко. Вы же не имеете возможности общаться с молодыми людьми вашего возраста. А со мной четверо дружелюбных молодых леди и пятеро симпатичных джентльменов.

Элиссанде не нужны были товарищи для развлечений. Ей были необходимы деньги. Перед ней было открыто немало дорог. Она могла стать гувернанткой, машинисткой, продавщицей. Но с инвалидом на руках, которого необходимо было кормить и за которым следовало ухаживать, нужны были деньги, и немалые. Иначе у нее не было ни одного шанса на успешный побег. Лучше бы леди Кингсли предложила ей сто фунтов.

— Пятеро красивых и неженатых кавалеров.

Элиссанде снова захотелось истерически расхохотаться. Кавалеры. Неужели леди Кингсли считает, что Элиссанда мечтает о муже? Нет, ей достаточно того, что брак стал проклятием для тети Рейчел.

В ее мечтах о свободе никогда не присутствовал мужчина — только она сама в замечательном упоительном одиночестве.

— Да, я, кажется, не сказала, — продолжила леди Кингсли, — что один из этих молодых людей, самый красивый, является маркизом.

Сердце Элиссанды забилось чаще. Ее не интересовала мужская красота — дядя Эдмунд был весьма хорош собой. Но маркиз был важным человеком, имеющим влияние и связи. Маркиз мог защитить ее — и тетю — от дяди.