Кара Эллиот: Опасное пламя страсти

— О! Обнаженная леди. Прелестно.

Кэтрин Кайли Вудбридж почувствовала, как легкое дразнящее дыхание коснулось ее открытой шеи. Невесомое прикосновение, одновременно теплое и губительное.

— Обнаженная статуя, — поправила она.

Не обращая внимания па насмешливую улыбку Комо, отразившуюся в оконном стекле, девушка аккуратно перевернула очередной рисунок в папке.

Граф Комо присел на край стола в библиотеке, где они находились.

— Похоже, у лорда Джакомо подлинный талант в изображении женских форм, — протянул граф, склоняясь ближе к собеседнице.

Даже слишком близко.

Пока жар проникал через тонкие слои шелка и штапеля, Кейт пыталась замедлить толчки спокойного до этого пульса. «Не смей, — предостерегла она себя. — Не реагируй. Поощрять внимание со стороны Джованни Марко Мусто делла Гираделли — все разно что флиртовать с бедой… нет, точнее сказать — навлечь на себя позор».

Из всех представителей мужского пола в Лондоне граф был единственным, кто мог узнать правду…

— Вы не согласны?

Граф, который из всех своих имен предпочитал имя Марко, провел кончиком пальца по неровному краю акварели.

Будь она попроще, неминуемо отправила бы его к черту.

— Это действительно так, — ответила Кейт нарочито холодно. — Лорд Джеймс превосходный художник. — Она помолчала. — Похвально, когда джентльмен совершенствует данное ему от природы мастерство. Ведь множество аристократов растрачивают свою жизнь в беспутных пирушках.

— Я тоже посвятил много времени изучению женских форм и пропорций, — ответил Марко, и в его взгляде промелькнуло легкое изумление.

«У мужчины не должно быть таких длинных, роскошных ресниц, таких изумительных глаз цвета золотистого бренди и такого чувственного рта». Кейт вновь бросила быстрый взгляд на папку. И крайне несправедливо со стороны Господа Бога наградить этого чертова распутника прекрасной фигурой и жгуче-черными кудрявыми волосами до плеч.

Неудивительно, что он слыл настоящим дьяволом в вопросах любви.

— И я бы отметил, что лорд Джакомо слишком небрежно рисует женскую грудь, вы не находите? — продолжил Марко.

Приблизив орлиный нос к плотной фактуре бумаги, он сделал вид, будто изучает рисунок под разными углами.

— Она далека от совершенства. Возможно, ему следует рисовать с живой натуры, а не с неодушевленного камня. — Несправедливо длинные шелковистые ресницы сделали еще один взмах. — Ведь теперь у него под рукой очаровательная модель.

— Что за вульгарное предположение, сэр, — откликнулась Кейт, поджав губы и подавляя желание рассмеяться. — Особенно если упомянутая дама — ваша кузина.

— Вы не думаете, что лорд Джакомо поддастся соблазну нарисовать свою молодую жену обнаженной? — поинтересовался Марко с манящей улыбкой.

Упоминание частей тела, облаченных в одежды или без оных, было абсолютно недопустимо в высшем свете, но, как всегда, граф, казалось, находил непристойное удовольствие в насмешках над английскими манерами. Да и Кейт, если говорить правду, находила все сложные ритуалы и правила света крайне неудобными.

Однако так как она никогда и ни за что не призналась бы Марко в этом, Кейт захлопнула альбом с преувеличенно негодующим видом.

— Вы чрезмерно распущенны, сэр. И грубы.

— Так же, как и лорд Байрон, — пробормотал Марко. — Однако женщины находили его… интригующим, не так ли?

— Это потому, что лорд Байрон действительно способен заинтриговать. Он создает высоко романтическую поэзию, когда ведет себя достойно. Вы же… Я буквально вздрагиваю при мысли о том, чем вы занимаетесь, когда не пьете и не флиртуете.

Марко встал и разгладил складку на своих элегантных брюках.

— О, здесь я мог бы удивить вас, дорогая.

В глазах Кейт вспыхнула тревога, когда он прошептал «дорогая» по-итальянски. Боже правый, определенно он не мог заподозрить, что существовала какая-то связь между той давней ночью в Неаполе и настоящим…

Нет. Это невозможно.

Но это еще одна причина держать его на расстоянии вытянутой руки.

Быстро скрыв свою реакцию за мелодичным смехом, Кейт торопливо добавила:

— Да. Чего только не бывает на свете.

— Я вас рассердил? — Чувственный рот графа сложился в ленивую улыбку. — Ну, довольно, давайте заключим перемирие. Я лишь пытался своей болтовней вызвать хотя бы легкий румянец смущения на ваших щеках.