Барбара Картленд - Любовь на краешке луны

Они никогда бы не отказали и красавице Канеде, однако последние годы она обходилась собственным конем, которого любила больше всех на свете.

Так что Гарри, сделавшись владельцем имения, немедленно прибавил к нему первоклассную конюшню; возможность выезжать на собственных лошадях была для него верхом блаженства.

А открыв двери дома Лэнгстонов на Гросвенор-сквер 6, брат и сестра стали пользоваться неизменным успехом.

Соблюдая приличия, они шесть месяцев выдерживали траур по покойному дяде и лишь потом вихрем ворвались в свет.

Внешность и обаяние Гарри — вкупе с титулом — открывали перед ним любые двери; Канеда пользовалась успехом иного рода, но не меньшим.

Если Гарри внешностью и манерами напоминал своих предков-англичан, то невысокая Канеда была похожа на мать.

По ее темным волосам пробегали таинственные синие огоньки, а огромные глаза в обрамлении длинных темных ресниц притягивали к себе как магнит.

На этом французские черты кончались: голубые, как у брата, глаза, сочетаясь с темными волосами, делали ее очаровательное лицо еще прекраснее. И любой мужчина, раз поглядев на нее, уже не находил спасения.

— Гарри, это немыслимо! — выпалила Канеда вскоре после их появления в Лондоне. — Только сегодня вечером мне сделали три предложения!

— Меня это не удивляет, — ответил Гарри.

Он-то видел, как сестра блистала в тот вечер на балу среди своих ровесниц, казавшихся рядом с ней неуклюжими, косноязычными и застенчивыми.

Ну а в обществе ослепительных, умудренных опытом женщин постарше Канеда заметно отличалась некой особенностью, делавшей ее совершенно неотразимой.

Наверное, секрет заключался в присущей ей живости — в свечении глаз, изгибе губ… Словом, Гарри еще не встречал женщины, столь наполненной жизнью.

Брат и сестра в детстве были необычайно дружны, и эта родственная близость между ними сохранилась до сих пор, а посему Гарри, как друг и покровитель, не торопил Канеду с замужеством.

Пожилые тетушки, сами назначившие себя к ней в компаньонки, уже пытались надавить на него: мол, сестра должна принять одно из перспективных предложений.

— Лорд Уоррингтон, — настаивали они, — чрезвычайно богат, а его дом в Хантингдоншире почти ни в чем не уступает Лэнгстон-парку.

Молчание графа лишь подлило масла в огонь.

— Нам сообщили, — не унимались они, — что Канеда отвергла графа Хедингли, даже не выслушав его предложения. Как можно вести себя столь опрометчиво?

Тирада эта не произвела особого впечатления на Гарри, имевшего собственное мнение о графе Хедингли.

— Канеда может выйти замуж за кого захочет и когда захочет, — ответил он, — и чем больше времени уйдет на это, тем лучше. Я рад видеть ее у себя в доме.

— Ты не вправе ухудшать ее шансы, — дружно запротестовали тетушки, но Гарри только расхохотался.

Что тут поделаешь, если сестра не желает воспринимать всерьез претендентов на ее руку и сердце! Он-то, конечно, понимает, как они разочарованы, а лорд Уоррингтон и вовсе впал в отчаяние.

Впрочем, прежде чем он успел что-то сказать, вошел дворецкий с утренней почтой на серебряном подносе.

— Поклон от мистера Барнетта, милорд. Он решил, что это личная переписка, и не стал вскрывать конверты.

— Благодарю вас, Доусон.

Гарри взял письма, небрежно вскрыл первое и, делая это, заметил, что остальные два — от симпатичных дам, за которыми он ухаживал.

Эти дамы, как он и рассчитывал, обратили внимание на то, что он уже несколько дней не был у них. Гарри удовлетворенно моргнул.

Но то, что вскрытое уже письмо было из Франции, он понял, лишь достав листок из конверта.

К огромному удивлению графа, под впечатляющей виньеткой, которую венчала корона, значился адрес: замок де Бантом.

Канеда встала из-за стопа, чтобы положить себе шампиньонов, запеченных в сметане по-деревенски.

При этом она заметила удивление на лице брата и то необычайное внимание, с каким он читает письмо.

Канеда села за стол, и граф, закончив чтение, протянул ей письмо.

— Не знаю уж, что еще сможет так рассмешить тебя…

— От кого оно?

— И не поверишь, — ответил Гарри, — это письмо от родственников maman! И как они только смеют писать мне по прошествии стольких лет лишь потому, что я унаследовал титул! Воистину хочется плюнуть.

Его возмущение заставило Канеду расхохотаться.

Тем не менее она взяла письмо со стола и принялась с интересом читать.

Оно было написано по-французски, а этим языком она владела так же свободно, как и английским.