Даже в обычной, повседневной одежде, которую он надевал на репетиции, он был способен затмить любого мужчину в театре.
Пол Феррарис мог сколько угодно называть себя австрийцем, но при этом все равно оставался англичанином.
— Чувство собственного достоинства у англичан в крови, — сказала как-то Гизеле мать, — и я горжусь, что мой муж, и я, и ты, моя дорогая, — мы все принадлежим к этой великой нации.
— Только не говори так при нем! — заговорщицки прошептала Гизела.
И обе заулыбались, зная, как ревностно отец пытается доказать всем, что он настоящий австриец и в мыслях, и в словах, и на деле.
Поль Феррарис обвел взглядом зал и, подложив белоснежный шелковый платок, поднес к плечу свою любимую скрипку. Гизела с гордостью подумала, что ни у одной девушки нет такого замечательного отца. Смычок взмыл вверх, дирижер взмахнул палочкой, и зал заполнили волшебные звуки концерта для скрипки с оркестром Вольфганга Амадея Моцарта.
Чарующая музыка унесла Гизелу далеко отсюда, и она вновь оказалась в Венском лесу, напоенном ароматом необыкновенных цветов. Ей казалось, что музыка доносится не со сцены, а звучит в чаще леса, где танцуют прекрасные нимфы. Руки Миклоша вновь коснулись ее, и она опять почувствовала его объятия, в которых ей было так хорошо и спокойно.
А потом — тот необыкновенный поцелуй!
Погруженная в сладостные воспоминания, Гизе-ла не сразу заметила, что отец закончил первую часть своего выступления, а вернувшись на землю из мира грез, обнаружила, что она в ложе не одна.
Рядом с ней сидел какой-то мужчина, и она, подумав, что это управляющий, повернулась к нему, чтобы выслушать его комплименты в адрес отца. Но, к своему изумлению, Гизела увидела совершенно незнакомого человека.
Впрочем, она сразу поняла, кто этот человек.
— Именно такой я вас и представлял, — произнес он.
Его голос был таким же глубоким, как тогда, в темноте леса.
— Почему вы… здесь? — запинаясь, проговорила Гизела. — Мне казалось… что вы… уехали… вы сами говорили, что должны… покинуть Вену.
— Я пытался. Я расскажу вам об этом. Когда мы увидимся наедине?
Гизела недоуменно посмотрела на него и нерешительно произнесла:
— Я должна поблагодарить вас… за то, что вы поговорили с управляющим… Когда… мы пришли… он был очень… добр к отцу.
— У него не было причин поступать иначе, — ответил Миклош. — В то же время неожиданный визит не всегда приводит к желаемым результатам.
— Я… вам очень признательна.
— Ваша благодарность всегда была щедрой. Гизела вспыхнула, вспомнив, что почти такие же слова послужили поводом для поцелуя.
— Вы очаровательны! — воскликнул Миклош. — Особенно сейчас, когда покраснели!
— О, прошу вас… не смущайте меня! — взмолилась Гизела.
— Вы так же прекрасны, как звуки вашего голоса, — сказал Миклош. — Но умоляю вас, скорее дайте ответ, иначе ваш отец может здесь застать нас. Вероятно, он будет удивлен, увидев вас беседующей с мужчиной, которого он видит впервые в жизни.
Гизела вскочила и быстро пересела в глубину ложи за тяжелые складки портьер из красного бархата.
— Прошу вас! — произнесла она умоляюще.
— Тогда ответьте мне.
Гизела бросила тревожный взгляд на сцену, но отец еще продолжал играть. Сейчас он исполнял свою любимую пьесу Шуберта.
— Это невозможно, — прошептала она. — Папа ни на минуту не выпускает меня из виду.
— Я должен вас видеть, — настаивал Миклош Толди.
— По-моему, вы пытаетесь мне угрожать.
— Это лишь оттого, что я отчаянно хочу встретиться с вами. — Миклош вздохнул и добавил: — Я покинул Вену, как и говорил, но, проехав сотню миль, повернул назад — только затем, чтобы вновь вас увидеть.
— Увидеть… меня?
— Мог ли я уехать, не написав заключительной коды в столь прекрасной и волнующей симфонии? — Он помолчал и пояснил: — Это не совсем то, что я хотел сказать, но, надеюсь, вы поняли меня правильно.
— Я… не могу… с вами встретиться… — сказала Гизела уже не так уверенно, и это не укрылось от Миклоша.
— Вы колеблетесь?
— Я почти забыла… но… нет, нет, это… невозможно.
— Возможно, если речь идет о нас с вами, — сказал Миклош. — Скажите же мне скорее, о чем вы только что вспомнили!
— По дороге в театр отец сказал мне, что сегодня вечером он приглашен на ужин к Иоганну Штраусу. Он собирался отвезти меня в отель, а сам поехать…
Гизела знала, что Миклош улыбается, хотя и не смотрела в его сторону.
— Я думал, что ваш отец, как и многие другие, считает музыку Штрауса слишком легкомысленной и развращающей молодежь.
Читать дальше