Бренда Джойс: Украденная невеста

— Теперь это не имеет значения.

Она сейчас хорошо его понимала, внезапное превращение девочки в женщину повергло его в смущение.

— Но и тебя я тоже предал. Обещал вернуться, и ты доверяла мне.

— Ты меня никогда не предавал. Ты обещал вернуться — и вернулся. И я всегда тебе верила и буду верить, Шон.

Взгляды их надолго встретились.

— Ты понимаешь, что мы с тобой вступили в новые отношения? Между нами возникло понимание.

Она затаила дыхание и ждала продолжения.

— Я рад, что ты выходишь за Синклера.

Не эти слова она хотела услышать.

— О, не надо об этом!

— Он позаботится о тебе, и он действительно любит тебя. Когда-то я отвечал за тебя, теперь будет он.

— Но мы останемся друзьями! — крикнула она. — А ты говоришь так, как будто мы никогда больше не увидимся.

— Не думаю, что дружба между нами возможна после всего, что было.

Она испуганно воскликнула:

— Если даже я стану женой Синклера, я не перестану любить тебя, ты всегда будешь моим лучшим другом, и именно к тебе я обращусь за помощью, если понадобится, как было раньше. — Она старалась не зарыдать. — Ты — моя душа, мое сердце, ты — все для меня!

Рот его сжался в твердую линию. Она с ужасом ждала приговора. Неужели он откажется от нее после всего пережитого вместе, после чудесных мгновений разделенной страсти, после того, как она наконец обрела прежнего Шона? Теперь она хотела знать, любит ли он ее настолько, чтобы вынести все и остаться, несмотря на ее брак с Питером. Он скупо выдавил:

— Ты должна жить дальше.

— Вдали от тебя? Никогда! Скажи, что ты собираешься делать, когда станешь свободным человеком?

— Если получу свободу, я отправлюсь в Америку.

Она застыла, как громом пораженная.

— Но ты не можешь снова покинуть родной дом. Ты должен вернуться в Аскитон, где тебя ждут и любят.

— И жить, зная, что ты и твой муж находитесь всего в нескольких милях — в Адере? Нет, я не могу и не хочу остаться.

— Но мы еще не закончили ремонт в Аскитоне! Я буду приезжать и помогать тебе время от времени, когда мы с Питером будем проводить лето в Адере.

— Ты не можешь выйти замуж за него и за меня одновременно, — мрачно пошутил он.

— Но ты для меня всегда будешь лучшим другом!

— Эль, перестань. Все скоро изменится. Ты станешь женой Синклера, будешь растить его детей. Какое будет иметь значение, где я и что со мной, ты обретешь свое счастье, вот увидишь, и забудешь все наши приключения…

— Приключения? Как ты можешь так говорить? Забыть о том, что было между нами? Никогда! Обещай мне, Шон, что когда ты получишь помилование…

Он оборвал ее:

— Нет!

Она посмотрела на него испуганно.

— Но только не жди от меня, что я разрешу тебе уехать навсегда.

— Не надо плакать. — Он сквозь прутья решетки протянул руку и дотронулся до ее лица. — Прошу, пойми — все должно быть так, как я сказал.

Она попыталась взять себя в руки.

— Я пошла на сделку с Питером, так надо было. Но и ты должен остаться здесь, жить среди любящих тебя людей, в родном доме. Мы останемся друзьями.

Он горько рассмеялся и покачал головой:

— Послушай, это просто глупо — эти наши споры, скорее всего, я буду скоро повешен. Тебе пора идти.

Значит, все кончено. Но она не могла смириться.

— Я не могу уйти так, скажи мне что-нибудь на прощание.

— Я спокоен и счастлив, зная, что с тобой будет все хорошо, Элеонора.

— Нет! Эль! Для тебя я всегда буду Эль!

Он вздохнул.

— У тебя будет свой дом, дети, может быть, девочка, похожая на тебя, такая же своевольная и упрямая, какой была ты.

— Я не уйду, я не хочу уходить. Когда мы увидимся?

— Ты знаешь, это ни к чему. И это наше последнее свидание.

Она вскрикнула, вцепилась пальцами в решетку, умоляюще глядя на него, но он отвернулся и крикнул стражника.

— Дорогая?

Элеонора в кожаных перчатках работала в теплице графини. День был промозглый, но здесь было тепло, даже жарко. В легком платье, лишь набросив на плечи шерстяную шаль, она занималась пересадкой редких видов роз. Раньше Эль не имела склонности к работе в саду, но в последний месяц теплица стала ее убежищем, там она могла побыть в одиночестве.

— Дорогая? — позвал снова Питер, в голосе его звучала неуверенность.

Она не оборачивалась, зная, что он стоит на пороге. Все прошедшие тридцать два дня и шесть часов с того момента, как она рассталась с Шоном в форте Килрейвен, жених относился к ней с большим уважением и осторожностью, так бережно, как будто она могла сломаться от неосторожного слова или громкого голоса. Эль провела почти все дни здесь, в теплице, но когда погода позволяла, надевала рубашку и бриджи Шона и носилась верхом по холмам на самом диком жеребце. Она поздно вставала и рано ложилась. Спала в обнимку с рубашкой Шона. До сих пор никаких вестей не поступало из Лондона — ни от отца, ни от лорда Гендредона.