Розалин Майлз: Глориана

У него хватало забот и с заморскими прожектами.

— Выдумал какую-то собачью чушь — сажать в Ирландии корнеплоды, которые его люди вывезли из Нового Света, — громко потешался мой лорд. — Я их видел и вареными, и жареными — белые, мучнистые, в бурой кожуре, называются чудно — картошка». Хуже репы, люди эту гадость есть не станут, даже деревенские, одним словом, на наших островах это не привьется!

— Гм! Значит, самая подходящая пища для ирландцев, желаю Рели успеха!

Итак, Рели покинул двор, и я тут же его позабыла за новой суматохой.

— Мадам, гонец из Шотландии, от короля Якова.

Вот и он, низкорослый, веснушчатый, белобрысый, скуластый, — не успел открыть рот, как я перенеслась во времена кузины Марии Шотландской, когда то она, то ее посланцы одолевали меня своими грубыми притязаниями. Господи, что за выговор! Как же я ненавижу шотландцев! Интересно, правду ли говорила Кэт, что волосы у них растут даже между пальцами ног? Откуда она узнала?

Что он говорит?

— ..мой король и повелитель надеется, что вы, дражайшая миледи, дадите ему совет… …вы, дра… Выдра? Точнее не скажешь. Впрочем, ладно, незачем выискивать обидные каламбуры там, где они возникают ненамеренно.

— Мой повелитель король Яков хочет вступить в брак, как заповедал нам Господь, и его взор устремлен на принцессу Датскую, юную Анну Сканденборг, дочь короля Фридриха.

Прежде чем посвататься, он смиренно просит вашу милость высказать свое мнение.

Так вот, значит, как? — радостно фыркнула я про себя. — И правильно! Еще бы ему не спрашивать моего совета, еще бы не рассыпаться в горячих благодарностях! Разбив Армаду, я укрепила и его притязания на английский престол, вопреки усилиям дуры-матери завещать этот трон Филиппу. А как дела пойдут дальше, зависит уже от его почтения ко мне — своей крестной, кузине и — пусть и дальней — тетке!»

Я нахмурила брови и сделала вид, что советуюсь со стоящими возле трона Берли и Уолсингемом.

— Жениться на датской принцессе? Нам следует это обдумать.

На самом деле предполагаемый брак меня вполне устраивал. Он означал, что Яков, невзирая на все Мариины козни, на все усилия католических дядьев Гизов, намерен крепко держаться протестантской веры: ведь, подобно Англии, Дания — одна из немногих протестантских держав мира. Датчане!

Я рассмеялась. Они сватались ко мне еще до моего восшествия на престол, в те времена, когда меня так рьяно домогался Эрик Шведский, — сейчас я вполне могла бы быть датской королевой, величайшей из датчан…

Я кивнула шотландцу и улыбкой показала, что аудиенция закончена.

— Я подумаю. Приходите завтра и отвезете королю наш ответ. Мне многое нужно ему сказать, многое посоветовать. По-прежнему ли его осаждают оголтелые ковенантеры вроде Нокса?

Нам с ним надо остерегаться мерзких пуритан, пресвитериан, как бы они себя ни называли, ибо эти гусеницы вредят содружеству не меньше католических слизняков! Что до его брака — ладно, об этом завтра.

Я повернулась, чтобы уйти, и тут заметила, что Бесс Трокмортон украдкой всхлипывает.

Что на нее нашло?

— Бога ради, милая, неужто одно упоминание о браке вызывает у вас слезы?

И вдруг меня осенило. Она сдуру вообразила, будто Рели в нее влюблен, а он тем временем доказал свою верность мне — предпочел скорее покинуть двор, чем лицезреть возвышение соперника, — и Бесс посчитала себя обманутой! А теперь, когда разговор зашел о браке, наверное испугалась, что вместо Уолтера ее силком выдадут за какое-нибудь постылое чудовище, о котором я и слыхом не слыхивала.

После смерти отца бедняжка осталась на попечении брата и в полной его власти. Однако, пока я — ее хозяйка, никто не посмеет принуждать мою фрейлину к ненавистному браку! Я взяла ее за руку, грубовато похлопала:

— Поверьте, милочка, вы не пойдете замуж против своей воли, обещаю вам. Можете не бояться — вместе со мной вы останетесь девственницей, пока не высохнет Северное море.

Она потупила взор и прошептала:

— Благослови вас Бог, мэм.

Лживая потаскушка! Ей было с чего прятать глаза! А я-то пребывала в полной невинности, или меня очень ловко провели. Круглая дура — я так ничего и не заподозрила.

Как и тогда, когда мой сладостный лорд крутился вокруг трона, ловил каждое мое слово, будто все его мысли со мной, возле меня, а на самом деле улетал в своих мечтах далеко-далеко…

Я не могла отпустить его с Дрейком — тут и говорить было не о чем. Однако он вынудил меня произнести это вслух. Да еще как вынудил — одолевал неотступно, пока я не завопила в голос, не завизжала ему прямо в лицо: