Евгения Марлитт - В доме коммерции советника (дореволюц. издание)

Тогда имя Ремера было-бы загіятнано грязнымъ поступкомъ, а онъ не въ силахъ былъ оправдаться, гдѣ-же доказательства о его невинности? Ни къ чему бы теперь не послужила его, до сихъ поръ всѣми признанная, честность. Онъ горько улыбнулся и вытеръ платкомъ крупныя капли пота, выступившія на его лбу. Онъ слишкомъ хорошо зналъ, что для свѣта нѣтъ ничего легче и пріятнѣе, какъ признать хваленую честность подложною, какъ только малѣйшее обстоятельство заговоритъ противъ него.

Онъ наклонился къ безчувственному старику, которому Сусанна терла виски спиртомъ и пристально посмотрѣлъ на него. Если больному не вернется сознаніе и онъ не въ силахъ будетъ разсказать о случившемся, то событіе это похоронится вмѣстѣ съ нимъ.

Наконецъ на дворѣ залаяли собаки и на порогѣ раздались торопливые шаги. Докторъ, какъ бы окаменѣлый, остановился на одну минуту въ дверяхъ, потомъ положилъ шляпу на столъ и подошелъ кь больному. Какая мертвенная тишина воцарилась при его появленіи!

– Если-бы онъ только пришелъ еще въ себя, докторъ! – сказала старая ключница подавленнымъ голосомъ.

– Сомнительно, что бъ это случилось, – отвѣчалъ докторъ, тщательно осмотрѣвъ лицо больнаго, на которомъ уже не было ни кровинки. – Умѣрьте свои чувства! – сказалъ онъ серіозно, замѣтивъ, что Сусанна начинала разражаться громкимъ воплемъ. – Скажите мнѣ лучше, зачѣмъ больной вставалъ съ постели?

Затѣмъ Брукъ взялъ свѣчку и освѣтилъ полъ; половицы возлѣ кровати были забрызганы кровью.

– Это отъ пропитанныхъ кровью компрессовъ, – сказалъ совѣтникъ твердымъ голосомъ, но замѣтно поблѣднѣвъ, между тѣмъ какъ Сусанна клялась, что при ея входѣ господинъ ея лежалъ въ постели, точно въ такомъ же положеніи, какъ при уходѣ доктора послѣ операціи.

Брукъ покачалъ головою.

– Кровотеченіе не могло произойти само собою, вѣроятно больной сильно волновался, иначе это немыслимо.

– Увѣряю тебя, что ничего не произошло особеннаго; – сказалъ совѣтникъ, довольно твердо вынося взглядъ доктора. – Впрочемъ, не буду скрывать отъ тебя, что больной, въ горячечномъ припадкѣ дѣйствительно вскочилъ съ кровати. Слова эти чуть не стали у него поперегъ горла; чтобъ спасти свою честь, онъ жертвовалъ своею правдивостью и хладнокровно отвергалъ бывшій фактъ, не чувствуя за собою ни какой вины; онъ самъ былъ несчастною жертвою и репутація его висѣла на одной ниточкѣ.

Докторъ молча отвернулся отъ него; не смотря на всѣ его старанія привести мельника въ чувство, больной только на минуту раскрылъ тусклые и безжизненные глаза, а вмѣсто словъ изъ устъ его вырвался непонятный, беззвучный лепетъ.

Нѣсколько часовъ спустя совѣтникъ Ремеръ ушелъ изъ мельницы, – все было уже кончено. Надъ дверьми комнаты умершаго и на многихъ вещахъ виднѣлись уже широкія, бумажныя полосы. Тотчасъ послѣ смерти мельника, Ремеръ послалъ за полиціею и, какъ человѣкъ осторожный и добровѣстный, приказалъ все опечатать при своихъ глазахъ.

Теперь онъ мѣрными шагами шелъ домой черезъ паркъ. Свѣтлые лучи изъ оконъ мельницы, освѣщавшіе ему дорогу, скоро исчезли; онъ шелъ одинъ въ глубокой темнотѣ, сильный вѣтеръ дулъ ему прямо въ лицо, снѣжные хлопья покрывали его разгорѣвшіяся щеки, но не они безпокоили его, – взволнованныя мысли и воспоминаніе объ ужасномъ зрѣлищѣ, которое онъ терпѣливо выносилъ въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ, потрясали всѣ его члены, какъ во время сильнѣйшей лихарадки. По этой же самой дорогѣ, почва которой такъ непріятно жгла теперь его ноги, шелъ онъ сегодня послѣ обѣда такъ беззаботно, чувствуя надъ собою свою счастливую звѣзду – а въ настоящую минуту ему почти казалось, что онъ виновенъ былъ въ смерти человѣка, онъ, коммерціи совѣтникъ Ремеръ, который не могъ даже по слабости своихъ нервовъ выносить страданій животнаго! Это была зависть боговъ, нетерпящихъ беззаботной жизни человѣка и съ радостью бросавшихъ камни на гладкую дорогу счастливцевъ; эта зависть и теперь старалась причинить совѣтнику неизлѣчимую рану и неумолимо упрекала его въ скрытности, но кому же онъ вредилъ этою скрытностью? Никому, рѣшительно никому на всемъ земномъ шарѣ.

Съ этими мыслями совѣтникъ продолжалъ путь и завернулъ въ широкую липовою аллею, простиравшуюся до самой виллы. Изъ оконъ и стеклянныхъ дверей, выходившихъ на терассу изливался цѣлый потокъ серебристо-бѣлаго свѣта и ему казалось, что этотъ свѣтъ манилъ его изъ ночной тьмы къ счастливой жизни, полной бурныхъ удовольствій. Ремеръ вздохнулъ свободнѣе; онъ отбросилъ далеко отъ себя всѣ непріятныя впечатлѣнія послѣднихъ часовъ и поспѣшилъ въ виллу.