Татьяна Романова - Лисичка

— Тетушка, позвольте представить вам господина Островского, он — наш новый сосед, унаследовавший Афанасьево. Господин Островский любезно проводил нас домой.

— Добрый вечер, сударь, очень благодарна вам за заботу о моих девочках, — сказала Мария Ивановна и протянула Лаврентию руку, которую тот почтительно поцеловал. — Буду рада дальше продолжить знакомство с вами на завтрашнем празднике.

Лаврентий поблагодарил и откланялся; на обратном пути он все старался понять, пригласила ли его старая женщина бывать в доме, но потом понял, что, скорее всего, — пока нет, и решил завтра завоевать симпатии Марии Ивановны, справедливо считая ее ключом от дверей замка своей принцессы.

Сразу после ужина, когда тетушка отправилась к себе в комнату, девичья стайка собралась в спальне Долли. Ольга лежала на кровати, Лиза, Мари и Натали расселись на белых с золотом легких стульях, стоящих вокруг маленького круглого столика в нише окна, а сама хозяйка комнаты сидела на банкетке перед туалетным столиком, повернувшись к зеркалу спиной.

— Боже, до чего же он импозантный, — тринадцатилетняя Натали с удовольствием выговорила модное слово, считая, что так она кажется взрослее.

— Да, очень импозантный, — как эхо откликнулась ее ровесница Ольга.

— Ну, и чем он импозантен? — скептически спросила их Долли. Она не могла отрицать, что Лаврентий — красивый мужчина, но ее идеалом был брат, и хотя новый сосед был так же высок и черноволос, как Алекс — на этом сходство заканчивалось. Светлейший князь Черкасский был очень красив, но привлекало в нем скорее другое: ощущение силы и уверенности, исходившие от Алексея, смягчались великолепным чувством юмора и обаянием, под которое попадали не только женщины и дети всех возрастов, но и мужчины. А в Лаврентии ничего этого не было, но объяснять это своим глупым молодым собеседницам она не собиралась. Но этого и не потребовалось, ноту осуждения внесла Лиза:

— А мне он совсем не понравился, — она говорила тихо, и ее худенькое лицо с огромными янтарными глазами слегка порозовело, — он подал мне руку, когда помогал сесть в коляску, и я почувствовала опасность и угрозу, и еще он думал про какие-то цветы, про красную розу.

Долли с раздражением подумала, что опять сестре мерещатся ее видения, и из чувства противоречия сказала:

— Наоборот — хорошо, когда мужчина любит цветы, это редкое качество у этого грубого пола.

Настроение у нее испортилось окончательно. Лиза мучила ее, пытаясь рассказывать про разных людей странные, часто неприятные и опасные вещи. Веселая и деловитая Долли, двумя ногами стоящая на грешной земле, была, к глубокому огорчению тетушек, даже не очень религиозна, а уж поверить в такую мистику, как чтение мыслей через прикосновение к руке, она не могла никак. Ну почему это случилось с их Лизой, за что им такое невезение? Сестра вещала, как какая-то Кассандра. Зачем вообще нужно что-то знать о тайных мыслях людей?

Даша Морозова, которую она попросила понаблюдать за Лизой, в первый же день встала на сторону сестры и теперь ходила за ней как привязанная, преданно заглядывая в глаза, только потому, что, взяв подругу за руку, сестра на ушко ей что-то рассказала.

— Боже мой, Долли, она пересказала мои самые сокровенные мысли, — воскликнула тогда Даша, и ее глаза, ставшие огромными, как блюдца, мечтательно уставились на подругу.

— Ах, какая тайна, — саркастически заметила княжна, — она рассказала тебе, что ты мечтаешь о Пете, младшем сыне дворецкого Ивана Федоровича. Может быть, я тоже прорицательница?

— Откуда ты знаешь? Это Лиза тебе рассказала? — удивилась Даша и залилась краской.

— Нужно быть слепой, чтобы этого не заметить. Ты так краснеешь, когда мы его встречаем, что я каждый раз думаю, не станет ли тебе плохо, — ответила Долли и пожала плечами.

Но переубедить Дашу, уверовавшую в магические способности Лизы, она уже не смогла. То же самое произошло неделю спустя с Наташей и Машей, которым юная княжна, подержав их за руки несколько мгновений, пересказала их самые тайные мечты. Теперь девичья троица с благоговением смотрела Лизе в рот, ожидая от нее каких-то новых откровений. Похоже, что Долли осталась в одиночестве. Она вспомнила Елену и Алекса — вот кто бы поддержал ее в этой битве разума с суевериями, но родных с ней не было, и приходилось одной бороться за умы младших сестер. Она решила расспросить Лизу, надеясь найти нелогичности в ее рассказе.

— Расскажи нам, что ты почувствовала, когда коснулась его руки? — спросила она, внимательно гладя на сестру.