— У нас нет выбора.
— Вечная песнь трусливых. Ты сделаешь выбор, Кэтрин, или я?
Уезжать или остаться, вот в чем вопрос.
Ей нужно выбрать между любовью и долгом, ему — между любовью и честью. Какой выбор повлечет за собой наименьшее горе, наименьшую боль?
— Я не знаю, — ответила Кэтрин, рассматривая узоры на ковре.
Он долго смотрел на ее опущенные ресницы.
— Я бы принял решение, — сказал он, — но искушение взвесить шансы в свою пользу может быть слишком сильным, чтобы ему противостоять. И я предпочитаю не тревожить вечного обета прощения.
— Думаю, ты мог иметь его, — сказала она и, вздохнув, закрыла глаза.
Он долго куда-то неопределенно смотрел, потом, словно впервые увидел в руках шерри, одним глотком выпил его, сжал рукой стакан.
— Не разрывай себя на куски, — сказал он. — Есть другой выход.
— Какой еще может быть выход?
Он не ответил. Осторожно поставив стакан на стол, вышел из гостиной.
«Вопрос». Это единственное слово произнес Рован, разрушив маленький островок молчания среди собравшихся после обеда в гостиной. Оставшиеся гости сидели у огня под мраморной каминной доской. Они вежливо переговаривались, убивая время
перед сном. Все избегали смотреть друг на друга и не касались событий прошедших дней. Их вежливость и предупредительность были безошибочны. Но за безупречными манерами таилось множество вопросов и невысказанных мыслей.
Кэтрин была в черном платье с воротником, закрывающим шею и без украшений. Плотный черный материал был как барьер, сквозь который к ней нельзя было ни приблизиться, ни прикоснуться. Бледная, сдержанная, она была со всеми очень учтива.
На Рована она посмотрела открыто, задумчиво, но ничего не сказала. Ему ответила Мюзетта, даже в черном, она была похожа на ангела.
— Вы имеете в виду «Дворец любви»? Но ведь турнир уже окончен.
— Простите меня, — сказал он, — но кое-что осталось незаконченным.
Мюзетта оглядела всех, остановилась на Кэтрин. Подняв руку, она поиграла с локоном светлых волос, упавшим на плечо, и снова повернулась к Ровану. Иронично улыбнувшись, сказала:
— Возражающих нет.
Рован склонил в знак признательности голову, поднялся и стал спиной к огню, заложив руки назад. На лбу появилась легкая испарина, которая, по-видимому, никакого отношения к жару из камина не имела. Видно было, как его грудь вздымалась и опускалась. Все ждали. Голос его прозвучал несколько хрипло и сдавленно.
— Мы многое обсудили за прошедшие дни. Мы уже решили с вами, что обязанностью рыцаря по отношению к своей леди является ее защита во всех формах, а долг жены по отношению к мужу и наоборот — это доверие, уважение и верность. Но остался еще один вопрос, который мы с вами не затрагивали. Вот он: каков долг любимой по отношению к своему мужчине, который поклялся ей в любви и покровительстве?
— Это ведь так легко, — тут же сказала Мю-зетта. — Верность — вот ответ.
— Наверное, постоянство, — сказал Алан. — В этом есть небольшая разница.
— Да, уж, — сказал Льюис, — не только быть верной, но и быть верной навечно?
Перри еле заметно им улыбнулся и сел, заложив руки между коленей.
— Я думаю, что правильный ответ — это честность. Леди никогда не должна признаваться в любви, если не любит сама, не говорить «завтра», если сама не придет, не целовать, если знает, что никогда не отдаст ему свое сердце.
— Ну, Перри, — сказала Мюзетта, схватила маленькую зеленую бархатную вышитую золотом подушечку и стала играть с ней.
— Правильно, — сказал Рован, — вы на верном пути.
— А может, — произнесла Кэтрин, уставившись на ботинки Рована, — она просто должна освободить от обязанностей по отношению к себе, ведь это благо быть свободным в выборе — как и где ему любить, без всяких обязательств.
Рован покачал головой.
— А вдруг он предпочитает свои узы? Какую жертву он вправе ждать от нее ради своей любви? Какие меры ему позволительно использовать, чтобы склонить ее на свою сторону?
— Меры? — переспросила Кэтрин и апатия уступила в ее глазах место тревоге.
Алан, заинтересованно смотревший на Рована, нахмурился:
— Мы предполагаем, конечно, что леди хочет быть вместе со своим избранником?
— Да-да, — отозвался Рован. — Желательно предположить это.
— И единственное препятствие имеет какой-то материальный характер? — И когда Рован кивнул, он продолжал: — Ну, тогда, думаю, любые приемлемые принципы рыцарства могут быть оправданы.
Читать дальше