Дженнифер Блейк - Стрела в сердце

Рован потер рукой щеку.

— Принципы рыцарства. Это как раз и может быть непреодолимым препятствием.

— Для человека с творческой фантазией — нет, — просто сказал Алан.

Кэтрин долго рассматривала Рована, в ее зрачках плясали отблески огня. Она хотела что-то сказать, передумала, потом снова начала:

— Если вы предлагаете…

Он покачал головой и на черных волнистых волосах также заиграли огоньки. Он посмотрел на Кэтрин невинным, как неоперенный голубь, взглядом.

— Я ведь только выяснял вопрос чести.

Она не поверила тону его голоса, так же, как и его улыбке. Он просто притворяется, чтобы у нее не было возможности и сил защититься.

Чуть повысив голос, Алан сказал:

— Если мы все обсудили, я бы хотел всем сообщить, что завтра утром я, наконец, уезжаю.

Перри тоже уезжал или собирался. Он сказал об этом с вызовом. Мюзетта приняла эту новость с опущенными ресницами и чуть покраснев. Она не промолвила ни слова, но бахрома бархатной подушечки развязалась в ее руках.

— Если у нас еще будут проводиться турниры, в доме нужно сменить обстановку, — сказал Льюис.

— Здесь ничего уже не будет, раз Жиля нет, — произнесла Мюзетта и слезы задрожали у нее в глазах. Она глянула на Перри, как бы ища успокоения и поддержки. Но он только сидел и разглядывал свои руки.

— Почему же? Все еще может состояться.

Никто с ним не спорил.

Вечер у камина, наконец, заканчивался. Разговоры как-то сами собой затихли, и вскоре Кэтрин извинилась и пошла к себе.

Рован сейчас ничего не сказал о своих намерениях. Она думала об этом, когда шла к огромной центральной лестнице. Интересно, что он задумал: то ли не собирается уезжать вообще, то ли не решил, когда ему ехать. Она помнила, что он ей обещал, но обстоятельства изменились — сейчас она в безопасности и уже не замужем.

Интересный мужчина в доме — это всегда сплетни по округе, которых любая порядочная женщина старается избегать. Правда, она не была уверена, будут ли ее считать порядочной теперь, но подумала, что для Рована это будет, наверное, небезразлично.

Кто-то шел за ней из гостиной, она слышала, как открылась и снова закрылась дверь. Она остановилась на второй ступеньке и оглянулась. Это был Льюис.

Он шел к ней ленивой походкой, засунув руки в карманы и как-то неопределенно улыбаясь. Увидев, что она обернулась, он сказал:

— Можно, я тебя ненадолго задержу? Знаю, что сейчас не очень подходящее время для подобного разговора, но это очень важно для меня.

— Если речь пойдет о деньгах… — начала она.

— Нет, то есть да, в общем… — его рот задергался. — Я хотел бы узнать, сможешь ли ты выдать мне всю причитающуюся за год сумму сразу? Если да, то я хотел бы вернуться в Англию и обосноваться там. И обещаю, что более не буду рассчитывать на твой кошелек.

Она ожидала чего угодно: от мольбы заплатить карточные долги до просьбы купить новый экипаж, но только не это.

— Ты хочешь уехать из Аркадии?

— Не то что я хотел бы уехать, я просто хочу самостоятельности. Когда я приехал сюда, то думал, что стану полезным дяде Жилю. Но он не позволил мне этого. Думаю, что Брэнтли отговорил его, боялся, что я могу занять его место. Также предполагаю, что дядя держал меня при себе, чтобы стравить с Брэнтли, когда тот стал уж слишком самоуверенным.

— Я не понимала этого, — сказала Кэтрин, подумав, что должна была понять.

— У нас с дядей было одно дело: ему нравилось держать меня рядом, я его развлекал. Кроме того, у него была мечта, похвальная, но довольно трудная — сделать из меня джентльмена.

— Я думала, что ты и был джентльменом.

— Разве? Ты очень добра. Моя мать была дочерью купца по торговле шерстью, недостаточно благородна для дяди Жиля, когда он построил Аркадию. Наследство перешло к моему старшему брату, когда умер отец, и мать послала меня сюда, рассчитывая на то, что дядя сделает человека из своего родственника по мужской линии.

Кэтрин тихо спросила:

— Я все испортила, да?

— О, нет. Не вини себя, это была моя ошибка. Безделье — это страшная скука, а от скуки выходит наружу самое худшее, что есть во мне. По существу, я не добрый малый. — Помолчав, он бесстрастно продолжал: — Дядя Жиль всегда мне отказывал, когда я просился домой. Я подумал, что, может, ты будешь сговорчивее, не откажешь. Будет лучше, если я слиняю отсюда, не наделав больше вреда, чем уже наделал.

Кэтрин увидела, как его тонкое лицо исказила боль. Она сказала:

— Ты обвиняешь себя в смерти Шарлотты.