Жюльетта Бенцони: Катрин. Книга третья

— Вы? Вы здесь? Вы живы? А Жанна? А Монсальви?

Он бросился к ней, подхватил и начал трясти, словно сливовое дерево, покрытое спелыми плодами. Его распирали гнев и радость. Гнев был привычным состоянием Ла Гира. Двадцать четыре часа в сутки он задыхался от бешенства, трепетал от ярости, метал громы и молнии. Его рык заглушал грохот пушек, от его проклятий сотрясались стены. Он был подобен урагану, в нем клокотала свирепая сила, но те, кто любил его, знали, что у грозного Ла Гира нежная чистая душа ребенка. Сейчас он был в бешенстве, оттого что Катрин не отвечала на его вопросы. А она почти лишилась чувств, сраженная словами капитана: «А Монсальви?» Стало быть, Ла Гир тоже не знал, где Арно… Волна горечи поднималась к сердцу Катрин, душила ее, не давая вымолвить ни звука. Ла Гир, совершенно выйдя из себя, вопил:

— Боже великий! Да ответите вы наконец? Вы что, не видите? Я же подыхаю от нетерпения…

Это ее сердце умирало, готовое разорваться на части. Она со стоном прильнула к панцирю капитана и зарыдала в голос, а он стоял, разинув рот, не зная, что делать с этой плачущей женщиной. Вокруг толпились его солдаты, и многие из них с трудом удерживались от улыбки. Ла Гир утешает женщину! Когда еще такое увидишь!

Потеряв надежду получить хоть какой-нибудь ответ, Ла Гир обнял Катрин за плечи и повлек в дом, бросив на ходу одному из своих людей:

— Эй, Ферран! Беги в монастырь бернардинок и скажи привратнице, чтобы сюда прислали женщину по имени Сара…

От толпы солдат, уже начавших строиться, отделился сержант и устремился под овальный свод ворот. Тем временем Ла Гир закрыл за собой и своей спутницей тяжелую дверь, обитую гвоздями, подвел Катрин к скамье и усадил, свалив в кучу все подушки.

— Сейчас прикажу, чтобы вам дали поесть, — сказал он с совершенно не свойственной ему нежностью, — похоже, это вам нужно в первую голову. Но только не молчите, во имя любви к Господу! Что случилось? Что произошло? Здесь прошел слух, что Жанну приговорили к пожизненному тюремному заключению, что…

Катрин, призвав на помощь все свое мужество, вытерла глаза рукавом платья и, не глядя на Ла Гира, прошептала:

— Жанна мертва! Позавчера англичане сожгли ее и развеяли пепел над Сеной… А затем бросили в реку нас, меня и Арно, зашитых в один кожаный мешок!

Загорелое лицо Ла Гира внезапно посерело, и он, словно отгоняя муху, тряхнул головой с короткими седыми волосами.

— Сожгли как колдунью! Мерзавцы! А Арно лежит на дне реки…

— Нет, потому что я, как видите, жива. Нам удалось выбраться.

В нескольких словах Катрин рассказала об их последних днях в Руане, о попытке освободить Жанну, об аресте и заключении в руанской крепости, о казни и, наконец, о том, как они спаслись благодаря смелости Жана Сона. Потом перешла к тому, как им пришлось бежать, как она проснулась в лодке одна, обнаружив, что Арно необъяснимым образом исчез.

— Я не нашла никаких следов в том несчастном доме. Словно он неожиданно растворился в воздухе.

— Такие люди, как Монсальви, не растворяются в воздухе. Это вам не дым какой-нибудь, — проворчал Ла Гир. — Если бы он был мертв, вы увидели бы его тело… Да он и не может быть мертв. Я это чувствую, — добавил капитан, гулко ударив по груди рукой в железной перчатке.

— Вот как? — с горечью сказала Катрин. — Не думала, что вы так доверяетесь чувствам, мессир.

— Арно мне брат, он мой товарищ по оружию, — величественно ответил Ла Гир. — Если бы он уже не дышал на нашей земле, сердце сказало бы мне об этом. Как и Ксантрайю. Монсальви жив, готов поклясться.

— Вы хотите сказать, что он меня попросту бросил? Оставил по собственной воле?

Терпению Ла Гира пришел конец. Его лицо побагровело, и он дал полную волю своей гневливой натуре.

— У вас что головы нет? Кто говорит, что он вас бросил? Да это же настоящий рыцарь, иными словами, законченный дурень! Никогда бы он не оставил женщину одну там, где свирепствуют бандиты, где кругом враги. Ясно как Божий день, что с ним что-то случилось. Осталось узнать, что именно. Этим я и займусь, причем немедленно. А вы вместо того, чтобы торчать тут, как пень…

Холодный небрежный голос, раздавшийся с порога, прервал пламенную речь капитана.

— Вы, кажется, забыли, что разговариваете с дамой, мессир де Виньоль! Что за выражения, право!

Вошедший в комнату человек производил очень странное впечатление — не столько из-за чрезмерной роскоши своего костюма, выделявшегося на фоне спартанской простоты военного лагеря, сколько в силу необычности своего лица. Оно было матово-бледным, почти восковым, что еще более подчеркивала борода — такая черная, что она казалась синей. Пожалуй, это лицо с благородными чертами можно было бы назвать красивым, если бы его не портила жестокая складка в изгибе чувственных губ, если бы угольно-черные глаза не мерцали холодным блеском. Он обладал способностью не моргать, и оттого взгляд был излишне пристальным. Почувствовав неосознанную тревогу, Катрин невольно вздрогнула под тяжестью этого взора. Она узнала вошедшего сразу: то был Жиль де Рэ, ставший маршалом Франции после коронования Карла VII. Однажды ночью в Орлеане этот человек попытался забраться в окно ее комнаты, и Арно дрался с ним на дуэли. Она ответила легким кивком на глубокий поклон маршала де Рэ. Длинные рукава его плаща из фиолетового шелка, расшитого золотыми нитями, коснулись пола.