Мэдлин Бейкер: Дар любви

Его привели, к присяге, и он тихим и смиренным голосом начал излагать, как миссис Мэддиган пришла проведать свою сестру и как Крид ворвался к ним в комнату и пытался силой утащить свою жену. Опасаясь за жизнь и здоровье миссис Мэддиган, он, Коултер, попытался ее защитить. И именно в этот момент Крид Мэддиган выхватил револьвер. В последовавшей за этим потасовке Мэддиган выстрелил в обеих сестер, а потом застрелил Боба Сайкса и Тома Гиллиса, когда те попытались прийти женщинам на помощь.

Обвинитель поблагодарил Коултера, а затем, так как у него больше не было свидетелей, повторил свои утверждения о том, что Крид Мэддиган представлял собой угрозу законопослушным гражданам Сан-Франциско, а потому должен быть признан виновным в убийстве и повешен.

После него для дачи показаний вызвали Крида. Он поклялся говорить только правду и ничего, кроме правды. Маркус Фидер попросил его рассказать, по возможности точно, что именно случилось в ту ночь, о которой идет речь. Когда Крид закончил давать свои показания, Фидер вызвал Джесси. Джесси осторожно передала ребенка Энни Росс и вышла на свидетельское место. Положив руку на Библию, она ясно и четко поклялась говорить правду.

Маркус Фидер осторожно направлял Джесси в ее показаниях, представив судье записку Розы в качестве вещественного доказательства «А» и указав при этом, что почерк основного текста записки совпадает с почерком Рея Коултера и только подпись действительно принадлежит Розе Макклауд.

Проникновенно, спокойным тоном ветхозаветного пророка Маркус Фидер объяснил, каким образом Рэй Коултер сумел использовать эту записку, чтобы заманить Джесси в свою комнату, находившуюся над «Уэй-фарер-салуном». Он также рассказал, что Коултер намеревался сдать Крида властям за вознаграждение, а затем продать Джесси в бордель. Негромким голосом, с выражением отвращения на лице он сообщил судье и присяжным, что Коултер планировал и еще более презренный и предосудительный поступок. Он намеревался продать невинного ребенка тому, кто предложит за него больше денег.

Когда Фидер понял, что полностью завладел вниманием присяжных, он предъявил суду предсмертное заявление Розы, в котором говорилось, что она была невольной свидетельницей перестрелки в Гаррисоне и что Крид Мэддиган не был виновен в каких-либо нарушениях.

— Так сможете ли вы послать на виселицу безвинного человека? — обратился Маркус Фидер к присяжным громким голосом, звеневшим пламенным призывом к справедливости. — Способны ли вы лишить этого прекрасного младенца его отца? Леди и джентльмены, господа присяжные! Я уверен, что в своих сердцах вы найдете единственно правильное решение и признаете Крида Мэддигана невиновным!

Взгляд Крида пробежал по лицам присяжных. Трудно было понять, что больше повлияло на их настроение — свидетельство Джесси или заключение и пылкие призывы Маркуса Фидера.

Судья предложил присяжным удалиться на совещание, а шериф взял подсудимого за локоть и повел его к выходу из зала.

Крид обернулся, пытаясь найти в толпе лицо Джесси. Он мельком увидел ее улыбку, и она затерялась в толпе, скрытая чьими-то лицами и спинами. Камерон торопился вытащить его из зала суда и отвести в камеру временного содержания.

Почти тридцать минут Крид снова и снова принимался мерить шагами камеру, останавливаясь только для того, чтобы выглянуть в окно. Но почему присяжные так долго не могут принять решение? Это хороший знак или роковой?

Он снова остановился у окна, глядя на снующих внизу людей, свободных приходить и уходить, когда им захочется. Суждено ли ему вновь познать эту свободу?

Он посмотрел на солнце. Проклятье. Присяжные заседают уже больше двух часов. Его нервы натянулись, подобно живой оголенной струне. Он вновь принялся шагать. Он ненавидел эту клетку, еще меньшую, чем «его» камера в тюрьме. Он ненавидел наручники. Он ненавидел разлуку с Джесси и дочерью.

Его дочь. Ей уже почти две недели от роду, а он видел ее всего несколько минут.

— Почему бы вам не присесть, мистер Мэддиган? Хождение из угла в угол не заставит время идти быстрее.

Крид исподлобья взглянул на Камерона:

— Вы сидели когда-нибудь взаперти, шериф?

— Ясное дело — нет, — ответил блюститель закона, по всей вероятности обиженный самим вопросом Крида. — А что?

Крид покачал головой.

— Если вы никогда не были в заключении, тогда никогда этого и не поймете, — пробурчал он, снова заметавшись по камере, и резко остановился, когда судебный пристав объявил: