Ширли Басби: Только ради любви

Побледнев, она задрожала и встала Первым желанием было закричать, разбудить прислугу, но вдруг ужасная мысль остановила Софи. Каждому известно о ее ненависти к мужу, и всего несколько минут назад она стреляла в Саймона. Могут подумать, что это она в гневе толкнула его и убила.

Нет, ее не должны найти здесь. Софи побежала наверх, подальше от мертвого Саймона. Но на середине лестницы остановилась и, приподняв свечу, оглянулась на неподвижное тело, с трудом пытаясь осознать происшедшее: муж умер, и если ее сейчас увидят здесь…

Пытаясь собраться с мыслями и трезво все обдумать, Софи остановилась наверху и беспомощно осмотрелась. В этот момент колеблющийся огонек свечи неожиданно высветил красную искорку на полу. Она наклонилась. Это оказалась булавка от галстука. Кто-нибудь из джентльменов потерял ее этой ночью, иначе слуги нашли бы булавку и доложили об этом.

Странный звук — то ли истерический смех, то ли рыдание — вырвался у Софи. Ее муж умер, а она думает о какой-то булавке! Несчастная бросила последний взгляд на Саймона и скрылась в своей комнате.

Софи без сил упала на стул перед туалетным столиком, бессознательно вертя в руках рубиновую булавку. Она понимала, что гораздо легче сейчас думать об этой находке, чем о мертвом муже, лежавшем у подножия лестницы. Булавка, украшенная рубином, показалась удивительно знакомой. У кого же она могла видеть ее?

Софи застонала. Да она просто сумасшедшая! Разве имеет значение, чья это булавка?

Дрожа от страха, она спрятала безделицу в маленькую шкатулку, которую подарила ей мать, затем легла в постель.

И стала ждать, не смыкая глаз, когда обнаружат ее мертвого мужа.

Два дня спустя, в холодное и дождливое февральское утро, Софи стояла у свежего могильного холма на фамильном кладбище Марлоу. Ей все еще не верилось, что Саймон умер. — Она плохо помнила, что происходило после того, как Эдвард обнаружил тело и поднял тревогу. Но лотом Софи стала замечать косые взгляды его друзей, перешептывания и слухи, которые продолжали распространяться даже после того, как смерть мужа официально была признана несчастным случаем.

Похороны были скромными. По ее настоянию Эдвард попросил гостей уехать в тот же день, когда было обнаружено тело Саймона. Только Эдвард, сэр Артур, Софи и наследник маркиза, Уильям Марлоу, восемнадцатилетний юноша, в сопровождении своей вдовствующей матери собрались возле могилы послушать викария. Когда были произнесены последние слова и последний венок из цветов положен на могилу, Софи облегченно вздохнула и направилась к дому.

Эдвард проявил удивительную доброту, взяв на себя хлопоты о похоронах, но слишком многое произошло между ними, чтобы Софи смягчила свое отношение к дяде. И теперь, глядя на Эдварда через разделявший их широкий стол, Софи холодно произнесла:

— Вам с сэром Артуром больше нет никакой причины оставаться здесь. Дом и собственность теперь принадлежат Уильяму. Что касается меня, то сегодня же я отправлюсь в Корнуэлл.

— О, Софи, ты думаешь, что это благоразумно? Я хотел сказать, что твоего мужа едва успели похоронить, а ты сразу уезжаешь в Корнуэлл. Это не очень хорошо.

— С каких это пор, дядя, ты стал заботиться о соблюдении приличий? — спросила Софи, вцепившись в крышку стола.

— С тех пор, как стали распространяться слухи о смерти Саймона, — с грустью ответил Эдвард. — Буду с тобой откровенным — некоторые его друзья думают, что ты столкнула мужа с лестницы. Думаю, тебе следовало бы побыть здесь, пока все утихнет.

— Спасибо за совет, дядя, но я решила, что буду жить вместе с Маркусом и Фиби. Кто-то же должен позаботиться о них.

Эдварду было сорок три года, так же как и Саймону. Он был уже не таким моложавым, как десяток лет назад, но появившиеся морщины делали его даже привлекательным. С зачесанными назад густыми светлыми волосами, открывавшими широкий лоб, высокий и поджарый, одетый в самые модные костюмы, сшитые у самых дорогих портных Лондона, Эдвард Сковилль производил неотразимое впечатление. Но Софи знала, что все в нем было фальшивым.

Роскошная светская жизнь барона оплачивалась доходами с имения ее отца. Эдвард промотал в карты собственное огромное поместье несколько лет назад. Он был безвольным, пустым, беспринципным и эгоистичным человеком и больше не играл никакой роли в жизни племянницы, поскольку после замужества Софи вместе со своим имением перешла, словно участок земли, из-под контроля дяди под власть Саймона. Эдварду было не по душе, что такой огромный куш ускользал из его рук, но выбора не было: по завещанию отца Софи ее часть наследства переходила к ней только после замужества.