Саманта Харт: Любовная отрава

— Я должен увезти тебя домой, — хмуро проговорил Форрест.

Кэролин нежно поцеловала его в щеку:

— Я положу тебе в постель горячую сковороду — чтобы ты побыстрее согрелся. Ты отлично выспишься. Прошу тебя, Форрест, поедем домой, ты должен отдохнуть. Пожалуйста.

Небо осветилось новой вспышкой, удар грома прозвучал сильно, как грохот взрыва. Конь дернулся, поводья выскользнули из усталых рук Форреста.

И вдруг карета понеслась вниз с горы с бешеной скоростью. Она катилась мимо кирпичных домов, на которых висели наводящие ужас желтые флажки, мимо окутанных дымом пустынных улиц, мимо железных дорог, гигантских дубов… Конь несся вперед, словно его подгонял сам дьявол.

Кэролин вцепилась в рукав мужа.

— Не можешь остановить его? — закричала она.

Трясясь на ухабах, карета подбрасывала их, как соломенные чучела. Кэролин подумала, что лишь однажды, то ли наяву, то ли в ночном кошмаре, кто-то неведомый и ужасный так же преследовал ее, ей казалось, что экипаж мчится с такой же скоростью.

Поводья, как живые, подскакивали на ветру над руками Форреста, но он не мог поймать их.

— Бесполезно! — вскричал он и тут же закашлялся от пыли, поднимаемой лошадиными копытами. — Пусть скачет, я ничего не могу сделать!

Форрест обхватил себя руками и попытался прижать ногами черную кожаную сумку с инструментами, которая подскакивала на дне кареты. Скоро шляпа его слетела, и длинные седеющие волосы затрепетали на ветру. Со сжатыми губами и обезумевшими глазами он выглядел так, словно он готовился мрачно встретить смертельную угрозу.

Когда экипаж слишком высоко подпрыгивал на ухабах, Кэролин цеплялась руками за дверцу. Миновав дома и улицы, карета понеслась дальше. Сердце женщины колотилось в унисон со стуком лошадиных копыт. Вдруг перед ними появилась телега с трупами, которая сворачивала к воротам кладбища Сент-Энтони.

— Форрест! Форрест! Смотри! — закричала Кэролин.

Но предотвратить столкновение было невозможно. Вдруг конь встал на дыбы, и телега со всего маху налетела на него. Раздался страшный грохот. Конь, карета и ее пассажиры взлетели в воздух, а потом со стуком рухнули на землю. Колеса кареты продолжали бешено вертеться. В тишине ночи раздались дикие вопли. А потом наступила тишина…

Старый негр в телеге проехал по кладбищенской аллее. Перед ним виднелась свежевырытая могила, в которую он должен был опустить мертвецов — жертв лихорадки. Пробормотав что-то, Честер Гиббонс развернул своего старого мула против ветра, несущего с собой зловоние смерти.

Высокий человек держался с достоинством. У него были косматые седые волосы и пышные усы. Много лет назад он постиг суетность всего земного и теперь взирал на происходящее спокойным взглядом темных и добрых глаз.

Выбравшись из повозки, он высоко поднял свой бледный жестяной фонарь. От влажной земли поднимался пар, Гиббонс медленно побрел вперед по колее, оставленной колесами, на дне которой хлюпала грязная вода.

Дойдя до ворот кладбища, он с грустью посмотрел на перевернутую карету. Одно колесо все еще вертелось. Конь, жалобно хрипя, лежал на боку, его передние ноги были сломаны.

Тяжело вздохнув, Честер обошел карету.

— Господи, — пробормотал он, — ну и месиво.

Честер посмотрел на возницу, которого придавило экипажем. Человек был мертв, и его безжизненные глаза удивленно смотрели на дождь.

Дыхание Честера оборвалось, и он горестно покачал головой:

— Боже правый, я ведь жал руку доктору Клуру всего несколько часов назад. Судя по вашей шее, сэр, вам уже ничем не поможешь. — Наклонившись, он закрыл доктору глаза.

«Это несправедливо», — думал Честер, вынимая из кармана большой носовой платок и вытирая капли дождя с лица погибшего. Форрест Клур был единственным врачом, способным лечить лихорадку, не то что эти дипломированные мясники, думал он с отвращением.

Прошло несколько минут, и небо вновь осветилось ослепительными вспышками молний. Честер поднял фонарь, чтобы убедиться, что в карете больше никого не было.

Тусклый свет фонаря выхватил из темноты кустики сорной травы, разорванную сумку и одинокое дерево, росшее на обочине дороги. Потом слабый луч осветил призрачно-белые надгробия кладбищенских могил.

— Бедняжка миз Клур, — бормотал Честер. — Вот уж кто горевать-то будет, так это она. Добрая она женщина, хорошая… Спасла мою Лизу от лихорадки. Никак мне невдомек, как наш Господь выбирает людей, которых надобно забрать на небеса. Не могу этого понять, хоть ты меня убей.