Маргерит Кэй - Повеса с ледяным сердцем

Генриетта права. Это пожирало его.

Рейф поднес к губам стакан с мадерой, посмотрел на него непонимающе и снова поставил на стол. Генриетта. Такое смешное имя, но оно подходило ей. Она говорила, что уже пора простить самого себя. Неужели она и тут права?

Рейф заставил себя второй раз за этот день вернуться к нерадостным фактам, ворошить неприятные вопросы. Он пытался ответить на них так, как того хотела бы Генриетта. Будто задавала ему моральные ориентиры.

Неужели во всем виноват он один? Мог ли он поступить иначе? Если бы он проявил больше или меньше внимания, изменило бы это ход событий?

Ему не следовало жениться на Джулии, но они поженились. В ту пору долг и обстоятельства, да еще, пожалуй, любовь и желание сговорились, чтобы соединить их. Они сговорились еще раз, когда вернули их в лоно второго уже фатального союза. У них обоих были недостатки, но нельзя было винить во всем кого-то одного. И в этом Генриетта тоже права.

А ребенок? Его ребенок? Их ребенок?

Если бы он родился, неужели он отказался бы от него? Он держал на руках множество малышей в пеленках — чужих малышей — с того времени, как появился роддом Святого Николая. Таких беспомощных, доверчивых, крохотных существ, пахнувших молоком и столь узнаваемым детским ароматом. Ему знакомо страстное желание, мучительная тоска, которая охватывала его каждый раз. Он помнил страстное желание оберегать их. И сожаление, возникавшее каждый раз, когда возвращал их. И тревогу, охватывавшую его каждый раз, когда он смотрел вслед уходившей матери с младенцем на руках.

Он не отказался бы от собственного ребенка, хотя, возможно, все время жалел бы, что у ребенка такая мать, но он не отказался бы от него. И тут Генриетта оказалась права. «Черт подери, она права!» — воскликнул Рейф.

И улыбнулся, потому что до того, как встретил Генриетту, никогда раньше не разговаривал сам с собой.

Рейф выпрямился. Генриетта влюблена в него! Вот чертовщина! Сама призналась в этом, а его мысли были так заняты другим, что до него почти не дошел смысл слов.

Какой же он глупец. Ничто иное не могло бы побудить ее отдаться ему. Стоит ли удивляться, что его предложение так оскорбило ее? Генриетту устроило бы только одно — он должен полностью принадлежать ей.

А он? Боже, как же он бестолково провалил все. Это проклятое глупое предложение найти ей приют в доме своей бабушки, должно быть, вызвало ее презрение. Он точно издевался над ее любовью! «Черт подери, слепец, глупец!» Рейф швырнул стакан с мадерой в противоположную стену. Тот разбился с треском, доставившим ему удовольствие, и рассыпался у ножки стола, изогнутой в виде лапы зверя. Вино пролилось на ковер.

Все или ничего. Все или ничего. Рейф выбрал ничего и чувствовал, что сделал неверный выбор. Им суждено быть вместе. Теперь он это ясно понял. И с этим надо что-то делать немедленно. Потому… потому что…

«Черт подери, да потому, что я люблю ее!».

Вот почему он сейчас уверен, что никогда не любил Джулию. Он любил Генриетту, и это чувство не похоже на то, что он испытывал прежде. Это правда, ибо тюрьма, в которую он умышленно заточил свое сердце, вдруг отворилась. Ему оставалось только выйти на свет и завладеть объектом своих желаний, простить самого себя, перестать думать об искуплении вины и спасать самого себя. Справится ли он с этим?

Рейф закрыл глаза, перебирал свои грехи и подвергал каждый доскональному анализу. Затем вычеркивал из своей памяти и торжественно прощался с ним. Прошлое еще не отступило, но раны уже начали заживать. Рейф еще не чувствовал, что заслуживает счастье, но считал, что пытаться следует. Искуплением станет любовь к Генриетте. Из их любви вырастет счастье. И будущее, к которому надо стремиться.

Ему этого хотелось уже сейчас. Эта мысль подвигла его к действию, и он распахнул дверь библиотеки. Если счастье совсем близко, надо протянуть руку и завладеть им.

— Немедленно и без всяких разговоров, — приказал он удивленному лакею.

— Милорд?

— Подай мне шляпу и перчатки, — сказал Рейф. — И быстрей.

Приказ был тут же исполнен. Прежде чем Эдвард набрался смелости сообщить своему хозяину, что тот через час должен быть на обеде у вдовствующей графини и туда нельзя ехать в панталонах и фраке, Рейф уже спустился по лестнице и пешком направился к Беркли-сквер.

Рейф достиг дома леди Гвендолин меньше чем за пять минут, нетерпеливо позвонил в дверь и еще нетерпеливее потребовал немедленной встречи с мисс Маркхэм.