Мария Хэдли - Царица царей

За ним никто не гнался. Просто его наняли, чтобы он передал кое-кому пару слов. Заказчик особо подчеркнул, что платит за скорость.

Мальчишка покрепче сжал в кулаке небольшой кошелек, и его сердце преисполнилось гордости. Вторую половину награды он получит, когда передаст адресату послание. Как же ему повезло! Его схватили за плечо, когда он возвращался из предместья, куда улизнул без ведома матери проведать приятеля.

За городскими стенами в окрестностях ипподрома коротали время в своих палатках римляне. А в самой Александрии слонялись солдаты, которые еще сохраняли верность Антонию. Хмельные от горечи поражения, они лишь усиливали общую сутолоку.

Парнишка преодолел Еврейский квартал неподалеку от дворца Клеопатры. Он старался, чтобы его не затоптали, и весьма преуспел. Наконец он очутился в греческой части города. В Мусейоне [5] Храм, посвященный музам. Наиболее известным был Мусейон в Александрии. Здесь находилась крупнейшая библиотека древности. ученые корпели над свитками, несмотря на то что Александрия была готова сдаться. Один из них — тот, что учил детей царицы, стоял посреди двора и горячо спорил с товарищем. Оба раскраснелись и размахивали руками. Интересно, врачи тоже продолжали работать в зданиях Мусейона? Уже ходили леденящие душу слухи о вскрытии трупов. Тела без лишней огласки проносили внутрь потайными путями, но мостовые были запятнаны кровью. При такой мысли у мальчишки по спине пробежал восхитительный холодок.

Он пробирался сквозь рынок — сердце Александрии. Здесь кипела торговля, как будто и не сжималось кольцо осады. На войне всегда можно сделать деньги, а солдаты даже перед лицом поражения жаждали выпивки. Маленький гонец, не останавливаясь, пронесся мимо соблазнительных лотков, гадалок и продавцов игрушек, мимо торговцев калеными орехами и танцовщиц. Те притоптывали ногами и размахивали в воздухе разноцветными шарфами.

Однако перед дверями борделя любопытство взяло верх. Он просунул внутрь голову и вдохнул запах духов.

— Ты нам сейчас всех посетителей распугаешь, пострел.

Одна из куртизанок нахмурилась и, отвесив незваному гостю чувствительную оплеуху, выпроводила его прочь.

На острове Фарос неподалеку от побережья еще светил маяк. Мальчик с широкой ухмылкой окинул взглядом сложенный из белого известняка сияющий фасад александрийского чуда. Говорили, что маяк использует силу солнца. Вроде бы его луч можно направить прямо на вражеские корабли, пока они далеко в море. Тогда они сразу же воспламенятся. Интересно, почему такое оружие не направили на римский флот, чтобы уничтожить неприятеля? Наверное, силы были неравны.

В конце концов парнишка добрался до переулка в Старом городе, который привел его к заветной цели. Но тут же столкнулся с вооруженными легионерами. Они — единственные среди солдат — не были пьяны. А еще они не являлись египтянами, в отличие от остальных.

Дорогу мальчику заступил легионер со скрещенными на груди руками. Тот вскинул глаза, ловя взгляд римлянина.

— У меня важное послание, — выпалил он.

— Что еще за послание? — бросил солдат.

— Я не могу разговаривать ни с кем, кроме командующего, Марка Антония, — заявил мальчишка.

— Кто тебя послал? — вмешался другой воин.

— Я явился от имени царицы, — ответил гонец, в точности повторяя заученные фразы. — Я служу Клеопатре.

Двенадцатью часами ранее Марк Антоний оделил вином всех слуг и солдат. Затем сам поднял тост за отвагу. Он пожелал удачи решившим его покинуть и славной битвы соратникам, которые предпочли остаться для последнего сражения.

Когда танцовщицы принялись развлекать тех, кто получал по-военному большое жалованье, Антоний двинулся по улицам Александрии обратно во дворец. Он брел мимо стражей и рабов, унылых статуй былых правителей, завоевателей и полководцев. Затем прошел покои, где спали его дети, не ведающие о грядущем поражении. Антоний поглядел в лица близнецов и младшего сына. Старших уже отослали из города. Один — сын жены, а второй — его собственный… Что с ними будет? Думать об этом он не отваживался. Убивать царских отпрысков не в обычаях римлян — во всяком случае, до сих пор. Но война есть война. Прежде победителем бывал он. Странно… вдруг и он оказался завоеванным…

Клеопатра ожидала его в дверях опочивальни.

— Еще не конец, — произнесла она, выводя его из оцепенения. Он отогнал безрадостные мысли и заключил ее в объятия. Даже в самое мрачное время ее близость была наслаждением.