Дженнифер Блейк - Узник страсти

Дуэль состоится не раньше чем через двадцать четыре часа, на заре следующего дня. Муррей сам сказал им об этом, так же, как и о том, что встреча была отложена по его просьбе. Выбранный им секундант, его лучший друг, отсутствовал и должен был вернуться в город только к, завтрашнему утру. Отсрочка в подобных случаях была обычным явлением, но именно за эту отсрочку Аня была глубоко благодарна, так как возлагала на нее большие надежды.

– Постараюсь, это я могу тебе обещать.

Селестина быстро встала, подбежала к Ане и порывисто ее обняла.

– Ты самая лучшая сестра! Извини, если я причинила тебе боль!

– Ничего, глупенькая, – нежно ответила Аня и в свою очередь ласково обняла сестру, прежде чем направиться к ступенькам, ведущим с галереи во двор.

Прошло уже много времени с тех пор, как при упоминании о смерти Жана Аня тут же ощущала боль, подобную той, что она чувствовала сразу же после случившегося. Сейчас ее чувства были немы, и собственное оцепенение иногда казалось ей даже предательством. Часто она хотела, чтобы эти воспоминания принесли ей боль, так, чтобы она могла убедиться в том, что эмоциональная часть ее «я» еще жива. В большинстве же случаев она сознавала, что боль, которую она некогда испытывала, превратилась в гнев, гнев, направленный на человека, который убил ее жениха, а ее любовь превратилась в ненависть.

Но иногда, темными ночами, бывали такие часы, когда она со страхом думала, что всего лишь играет роль жизнерадостной Ани Гамильтон, эксцентричной любительницы приключений, посвятившей себя памяти погибшего жениха и из-за этого мало-помалу приближающейся к положению старой девы. Ее охватывал ужас, как будто бы она попалась в западню, сделанную собственными руками. Она чувствовала, что созданная ею самой маска душит ее, но она ни минуты не сомневалась в том, что, сняв ее, почувствует крайнюю неловкость, как если бы она появилась в обществе обнаженной.

Экипаж уже ждал. Она критически осмотрела его в свете лампы, освещавшей арку, Это было обычное черное ландо, подобное тысячам других, не лучше и не хуже остальных, как раз такой экипаж, который не должен привлечь ничьего внимания. Лошади были здоровыми и сильными, но не отличались ничем особенным и даже не были тщательно подобранными. Как раз то, что надо.

Она тихо сказала что-то кучеру, затем запахнула поплотнее свой шерстяной темно-синий плащ, чтобы не было видно маскарадного костюма, который все еще был на ней, и забралась внутрь. Она похлопала по карману плаща, чтобы убедиться, что полумаска на месте, и после этого села и откинулась на подушки кожаного сиденья. Экипаж рывком тронулся с места. Аня смотрела в окно, но ничего не видела. Ее мысли бесцельно блуждали, и она не пыталась сосредоточиться, так как не хотела в этот момент думать о том, что собиралась сделать.

Жан… Его семья – истые креолы – владела плантацией, которая граничила с землей, выигранной ее отцом в покер. Они были недовольны присутствием здесь американцев, и между двумя владениями почти не было никакого общения, хотя их соединял целый ряд тропинок и дорога, шедшая вдоль реки. Несмотря на это, каждая семья всегда знала, что происходит у соседей, больны они или здоровы, случилось у них горе или произошло какое-то радостное событие. Причина была проста: большинство рабов на этих двух плантациях были связаны между собой кровными узами, и многие тропинки были протоптаны именно ими в ходе их постоянных походов друг к другу в гости.

Затем однажды утром, катаясь на пони, почти через два года после того как отец вступил во владение своей плантацией, Аня улизнула от мальчика с конюшни, который выполнял роль ее грума. Она разрешила своему пони зайти достаточно далеко в направлении соседней плантации и сама все время с любопытством вглядывалась туда, чтобы увидеть то, что можно было увидеть. Она не обращала внимания на то, куда направляется ее лошадь, и вскоре заблудилась.

Нашел ее Жан, который тоже сбежал от присмотра и прогуливал теперь уроки. Он отвел ее к себедомой, познакомил со своими mamanи pere [7], grand- mere [8]в кружевном чепце и tante Cici [9], которая из-за больной ноги была прикована к креслу, со своими кузенами, которые жили вместе с ними, и со своим учителем-шотландцем, который его разыскивал с самого утра.

Его семья отнеслась к ней так, как будто она была самой бесстрашной юной леди – ведь она одна преодолела те несколько миль, которые отделяли одно имение от другого. Они кормили ее конфетами и dragees, засахаренным миндалем, и позволили ей выпить маленький стаканчик вина.