Майя Родейл - Татуировка герцога

— Не смотри, — пробормотал он.

Бэзил посмотрел. Конечно же.

— Я так понимаю, это зарисовки из твоих путешествий? — воскликнул Бззил. И позволил себе вольность — взял со стола один рисунок, чтобы лучше рассмотреть. — Вот это да, кузен! Что это, черт побери… — Глаза Бэзила чуть не выскочили из орбит.

Это был портрет девушки по имени Миры, она любезно позволила нарисовать себя, включая татуировки на руках, которые сжимали ее полную роскошную грудь. На портрете девушка смеялась. Уиклифф не мог припомнить, что ее развеселило, и никогда этого не узнает, пока не вернется туда обратно.

Он игнорировал укол боли, похожей на тоску по дому.

— Татуировка. Это традиция на Таити. Острой костью чернила загоняют под кожу. На это уходят дни. Это мучительно… — Он замолчал, когда лицо Бэзила позеленело в тон жилету.

Горничная тоже повернулась взглянуть на рисунок, Уиклифф улыбнулся и позволил посмотреть и ей. Он увидел, как глаза ее округлились, взгляд метнулся к нему в поисках ответа.

От этого взгляда улыбка слетела с его лица и перехватило дыхание. Голубые. Ее глаза были дымчато-голубые, как океан, по которому он тосковал.

— Неудивительно, что у дикарей такие традиции, — заявил идиот-кузен.

— Они не дикари, Бэзил, просто эти люди живут другими культурными понятиями, — пояснил Уиклифф.

— Конечно, учитывая твои путешествия, у тебя широкие взгляды, но на земле нет ничего выше британских порядков, — ответил Бэзил, перебирая листы.

Да, кузен действительно идиот!

Горничная закусила губы. Она хотела что-то сказать. Уиклиффа это заинтриговало.

— Просто потрясающе, — пробормотал Бэзил, указав на акварельное изображение Орамы.

Эта прелестная женщина с нежными губами и теплыми объятиями позволила нарисовать себя нагой, когда, как Афродита, выходила из океана и бирюзовые волны плескались у ее бедер. От нее дух захватывало, и не этому болвану Бэзилу разглядывать такую красоту!

Краем глаза Уиклифф заметил, что щеки маленькой служанки порозовели. Он забыл, какими восхитительными ханжами и скромницами бывают порой английские женщины.

Уиклифф забрал у Бэзила лист и остальные рисунки.

— После всех твоих высказываний о цивилизованном поведении в Англии крайне нецивилизованно рыться в чужих личных бумагах.

— Да, действительно. Извини. Просто человеку любопытна всякая экзотика. Тебе нужно пойти со мной в клуб и рассказать моим друзьям о своих путешествиях, — предложил Бэзил.

Уиклифф пробормотал что-то, похожее на согласие, хотя не имел никакого желания сидеть в чопорном старом клубе с чопорными стариками.

Наконец-то Бэзил ушел, и Уиклифф остался наедине со служанкой. Она неловко присела перед ним в реверансе, своим прелестным ртом пробормотала «ваша светлость» и спросила, что еще может для него сделать. Грешные мысли мелькнули у него в голове, но он не дал им воли, хотя подобные вещи типичны для Буйных Уиклиффов.

— Хотелось бы мне вернуть тот час своей жизни, когда я рисовал эту женщину, — честно признался он.

— Мне бы тоже хотелось повернуть время вспять, тогда мне не нужно было бы зарабатывать на жизнь в вашем доме, — едко ответила она, собирая посуду.

Это простое дело, но фарфоровые чашки стучали о блюдца, серебряные ложечки звякали о поднос, к тому же она пролила молоко. Горничная вполголоса выругалась, и это восхитило Уиклиффа. Она, должно быть, уже познакомилась с Харланом и набралась от него словечек, подумал он, или у нее отнюдь не безупречное прошлое.

Как бы там ни было, но пока что эта маленькая горничная с глазами цвета океана и острым язычком — единственное интересное в Англии.

— Как вас зовут? — спросил Уиклифф.

Она замялась, прежде чем ответить:

— Элиза.

Держа поднос, она быстро сделала неловкий реверанс и направилась к двери, снова подставив его взгляду аппетитный тыл.

Как только она вышла, Уиклифф снял с кожаного шнурка на шее ключ и отпер дверь, ведущую из библиотеки в комнату, отрезанную от остального дома. Там он хранил вещи, которые никто не должен видеть. Пока.

В тот же день, сумерки

Элиза стояла у двери спальни его светлости, призывая на помощь всю свою сообразительность: как войти тайком, пока его светлость принимает ванну?

И конечно, нагой. Не то чтобы она никогда прежде не видела нагого мужчину. Она не какая-нибудь кисейная барышня.

Но этикет напоминал ей: нагой герцог в ванне, одежды рядом нет. Вероятно, не следует туда входить. Или все-таки можно? Выросшая без прислуги и никогда сама ею не бывшая, Элиза с тяжким трудом училась новой работе.