Уилла Кэсер: Погибшая леди

Жизнь Нила в Суит-Уотере совпала с завершением прокладки железных дорог по просторам Запада. Люди, надевшие на горы и прерию железную сбрую, состарились, кое-кто разорился, но даже те, кому сопутствовал успех, теперь искали покоя и мечтали о том, как бы хоть на короткое время отодвинуть смерть. Их век прошел, и ничто не могло его вернуть. Аромат, вкус, музыку того времени, мечты, манившие пионеров и звавшие их действовать, — все это Нил разглядел в каком-то особом отсвете на лицах старшего поколения и все это стало для него бесконечно дорогим.

Он потому и досадовал на миссис Форрестер, что она, оставшись символической вдовой всех этих выдающихся людей, не пожелала принести себя в жертву и умереть вместе с эпохой пионеров, к которой принадлежала, а предпочла жить — жить любой ценой. В конце концов Нил уехал, испытывая к ней в душе легкое презрение, уехал, даже не попрощавшись.

Случилось это вот почему — впрочем, трудно даже сказать, будто что-то случилось, сущий пустяк, но для Нила он решил все. Однажды летним вечером он поднялся на холм, чтобы проведать миссис Форрестер, и на минуту задержался у окна столовой, залюбовавшись кустом жимолости. Дверь из столовой в кухню была открыта, миссис Форрестер, стоя у кухонного стола, возилась с тестом. За ее спиной в кухне появился Айви Петерс, он подошел к миссис Форрестер и преспокойно обнял ее — его руки сошлись у нее на груди. Она не пошевелилась, не подняла глаз и продолжала как ни в чем не бывало раскатывать тесто.

Нил поспешил вниз с холма. «Больше не приду, — твердил он себе, переходя в сумерках мост, — ноги моей здесь не будет!» И сдержал слово — больше он ни разу не прошел по аллее, обсаженной тополями. Он пожертвовал ради миссис Форрестер годом своей жизни, а она пренебрегла его жертвой. Он старался облегчить капитану последние дни, а оказалось, он присутствовал при кончине того, кто воплощал в себе живую душу дома. Нил всегда думал, что дом на холме отличается от всех других благодаря миссис Форрестер, но, едва капитан умер, в этом доме перестали принимать старых друзей, таких, как дядюшка Нила, их предали и отринули. Здесь обосновались люди пустые и вульгарные, почуявшие в хозяйке родственную душу.

«Не будь я по натуре так похож на спаниеля, мне хватило бы и одного раза, — твердил себе Нил, — больше я бы в этот дом не сунулся. Но нет, для полного излечения мне надо было получить вторую пилюлю! Ну что ж, я ее получил! Что бы ни случилось с миссис Форрестер, я туда никогда не вернусь!»

Пока был жив судья Помрой, Нил время от времени узнавал кое-что о вдове капитана. «Имя миссис Форрестер теперь всегда связывают с именем Айви Петерса, — писал дядюшка. — Она не кажется счастливой, и, боюсь, у нее неважно со здоровьем, но она сама поставила себя в такое положение, что друзья ее мужа не могут ей помочь».

И в другом письме: «Лучшей новостью о миссис Форрестер было бы отсутствие новостей. На нее грустно смотреть, так она изменилась».

После смерти дяди Нил узнал, что Айви Петерс в конце концов купил дом Форрестеров и привез в него жену из Вайоминга. Миссис Форрестер куда-то уехала, предполагали, что в Калифорнию.

Прошли годы, прежде чем Нил стал вспоминать о ней без горечи. Но постепенно, после того, как миссис Форрестер — вдова капитана исчезла из его поля зрения, и Нил даже не знал, жива она или умерла, в его душе начали воскресать яркие, ничем не замутненные воспоминания о миссис Форрестер — жене капитана.

Теперь он радовался, что ему посчастливилось быть знакомым с ней, что она приложила руку к тому, чтобы он пробился в жизни. С тех пор он встречал много красивых и умных женщин, но ни одна из них не была такой, как миссис Форрестер в ее лучшие годы. Ведь когда ее смеющиеся глаза на мгновенье заглядывали в ваши, вы читали в них обещание неземного блаженства, блаженства, которого он, Нил, в своей жизни так и не изведал. «Я знаю, как его обрести, — казалось, говорили они. — Я покажу тебе!» Как бы ему хотелось, подобно Аэндорской волшебнице, вызывавшей тень пророка Самуила [15] Библия (I Цар. XXVIII, 19). , призвать тень миссис Форрестер и выспросить, выпытать у нее секрет ее очарования, узнать, правда ли ей была знакома эта вечно цветущая, вечно сияющая, вечно манящая радость или она просто хорошо играла свою роль. Быть может, она знала не больше, чем другие, но обладала даром сулить что-то еще более прекрасное, чем она сама, как иногда аромат одного цветка вызывает в памяти всю прелесть весны.