Александр Дюма: Подвенечное платье

— Виноват, милая Фернанда! — воскликнул молодой человек, улыбаясь. — Но, право, я не ожидал, что за время моего отсутствия ты станешь столь негостеприимна.

— Но кто же мог знать, что это вы, принц? — сказала Фернанда, протягивая молодому человеку руку для поцелуя. — Как можно представляться Эженом? Я знаю столько мужчин с этим именем…

— Мне очень лестно, что вы ради меня мысленно потревожили Эженов всего мира. Однако ваш портрет! Будьте так добры, верните его мне.

— Разве вы когда-нибудь смотрите на него? — кокетливо спросила Фернанда.

— Всегда, — ответил принц, двигая к ее креслам табурет.

— Корнелия, — обратилась Фернанда к горничной, появившейся в дверях, — пока его высочество у меня в гостях, меня ни для кого нет дома.

Субретка впервые видела, как ее госпожа принимает людей с такими громкими титулами, а потому еще раз взглянула на принца и вышла, не сказав ни слова.

— Давно вы в Париже, Эжен? Ах, виновата, принц: я говорю с вами, как если бы вы были только полковником консульской гвардии.

— И правильно делаете, прекрасная Фернанда! Когда я приехал? Вчера, и мой первый визит к тебе, неблагодарная!

— Как! Вы сразу отправились ко мне?

— О, нет! Вчера я не застал тебя — ты играла.

— Ах, да!

— Впрочем, я все-таки видел тебя. Я был в театре…

— В императорской ложе? Но я вас не видела.

— Потому что смотрела на одного Понятовского, вероломная!

— И его не видела.

— О! Ты лжешь! — вскрикнул принц. — Я был инкогнито в бенуаре.

— Один?

— Нет, с вашим портретом!

— Какая лесть!.. Мне, однако же, очень жаль, что вы видели меня вчера… Я ужасно играла…

— Нет, лучшей Заиры и Роксоланы невозможно даже представить.

— Я была не в духе.

— Не оттого ли, что Понятовский слишком часто говорил со своей соседкой?

— Нет-нет, я просто была не в духе!.. Я даже хочу оставить Париж и переехать в Милан.

— Что ж, тебя везде примут с распростертыми объятиями… Я приехал сюда, чтобы набрать новых рекрутов. После я отправлюсь в Эрфурт, в Дрезден. Ты будешь в Дрездене?

— Я знаю, что Марс, Жорж и Тальма там, но меня не приглашали.

— А ты и вправду хочешь?

— Хочу ли я? Откровенно говоря, я оттого и была вчера не в духе.

— В самом деле? Тогда я поговорю об этом с Ровиго. Ведь он этим заведует?

— Ах! Я не знаю, как вас благодарить …

— Надеюсь, и ты сделаешь для меня что-нибудь…

— Приказывайте…

— Подай мне афишу нынешней недели, я хочу каждый вечер наслаждаться твоей игрой. Хочу посмотреть «Тамплиеров». Ты же играешь в этой пьесе?

— Да, какую-то плаксу. Уж лучше вам посмотреть другую пьесу с моим участием.

— Я хочу видеть тебя во всем.

— Итак, вам нужен репертуар?

— Да.

— Пьесы подобраны ужасно: везде одни заговоры да интриги. Но куда же запропастился этот репертуар? Ах, вспомнила!

Фернанда протянула руку к шнурку, оканчивавшемуся позолоченными луком и стрелой, и позвонила. Корнелия не заставила себя ждать.

— Принеси репертуар, — приказала Фернанда, — он лежит на столике в спальне.

Корнелия вышла и через минуту вернулась с отпечатанным листом, который Фернанда передала принцу. Субретка же вместо того, чтобы удалиться, оставалась в дверях.

— Чего тебе? — обратилась к ней Фернанда.

— Простите, сударыня, — сказала субретка, — но вас опять спрашивают… — Тут она как-то особенно посмотрела на свою госпожу, что означало «доверьтесь мне, я знаю, что делаю».

— Что, снова принц? — пошутила Фернанда.

— О, нет, сударыня! Это просто молодая девушка, очень печальная и, кажется, совсем бедная.

— Как ее зовут?

— Цецилия.

— Я хочу знать ее фамилию.

— Просто Цецилия.

— Прекрасно, — сказал принц, — сегодня вам особенно везет на гостей без фамилии…

— И что же ей нужно? — спросила Фернанда у Корнелии.

— Она хочет показать вам одну вещицу, которая, могу вас заверить, вам непременно приглянется. Я, правда, уже сказала ей, что вам ничего не нужно и что вы с некоторых пор стали экономны, но бедное дитя так умоляет, что нет сил отказать. Я просила ее подождать, и она скромно уселась в углу с коробкой в руках.

— Если его высочество позволит… — проговорила Фернанда.

— Сделайте милость, — ответил принц. — Мне и самому любопытно взглянуть на эту особу и на то, что хранится в ее коробке…

— Зови же ее! — приказала актриса.

Через минуту Корнелия ввела посетительницу. Это была красивая белокурая девушка лет девятнадцати, с голубыми, как озера, глазами и станом гибким, как камыш. На ее платье и головном уборе отсутствовали всякие украшения: юная прелестница носила траур. Бледность ее лица и красные заплаканные глаза выдавали страдания.