Елена Арсеньева - Любовь и долг Александра III

– Вы же не хотите, чтобы все закончилось? – вдруг шепнула Мария Элимовна.

Он покачал головой.

– Ну так оно и не закончится, только впредь будем осторожнее. Ждите от меня вестей. А теперь идите!

И она, схватив Александра за руку, развернула его к коляске. И тут же разжала пальцы.

Он поднял свою руку, посмотрел на рукав мундира, которого только что касалась ее ладонь, и вдруг безотчетным движением прижал рукав к щеке. А потом быстро, неуклюже устремился к коню, вскочил в седло и умчался не оглядываясь.

– The prince is afflicted [16], – сказала гувернантка, когда Мари вернулась к экипажу.

– I hope [17], – пробормотала княжна.

Утром Сашенька Жуковская улучила момент и передала Александру небольшой бумажный пакет. Прелестные глазки ее были полны таинственности, и она вдобавок приложила палец к губам. Даже такой тугодум, как Александр, сообразил, что развернуть пакет следует в одиночестве.

Внутри оказалась фотографическая карточка: Мария Элимовна и Сашенька сидят в том самом экипаже, в котором она была вчера. На обороте была надпись: «Воспоминание о последнем дне в милом Царском. МЭ».

Он приложил фотографию к щеке. Прижаться к ней губами казалось святотатственным.

Минни стояла у пруда и смотрела, как розовое закатное солнце блещет на его замерзшей поверхности. Потом она перевела взгляд на небо. Облака быстро меняли белый цвет на бледно-зеленовато-золотистый, тронутый розовой каймой. Это было волшебное зрелище. Январское небо редко позволяло солнцу выглянуть, но уж если оно пробивалось сквозь облака, то сияло воистину ослепительно. Жаль пропустить хотя бы минуту этой радости!

Но все это было раньше.

Прежде Минни очень любила встречать зимний рассвет. Она была засоней и даже зимой умудрялась проспать его, но теперь спала мало, плохо, просыпалась рано, ложилась поздно, а вместо светлой радости занимающегося дня ее гораздо больше привлекала тихая печаль заката. Этот бледный розовый отблеск на льду и померкшее золото небес чудились ей музыкой, печальной и тревожной, созвучной тому, что происходило в ее душе.

– Минни! – раздался голос сестры.

Она оглянулась. Тира быстро спускалась по узкой, лишь утром протоптанной тропинке, минуя лестницу. Она очень спешила. Минни сразу заметила, что Тира встревожена.

Собственно, Минни уже не раз ощущала, что на нее никто не смотрит спокойно, у всех в глазах таится немой вопрос: «Ну как ты? Улеглись ли хоть немного твои страдания? Начинаешь ли ты возвращаться к жизни?» Все знали, что существует лишь одно средство для того, чтобы Минни стала прежним солнечным лучиком, воплощением веселья и озорства. Для этого должно было прийти новое письмо из России. Причем не от императора, а от его сына.

Но письма не было, хотя Минни ждала его каждый день.

Нет, она все прекрасно понимала: должно пройти время. Нужно выждать хотя бы год после смерти Никсы, чтобы Александру было прилично просить ее руки. Но почему нет ни одного письма? В ноябре она послала Александру свою фотографию с дружеской подписью. Этикет требовал немедленного ответа. Однако сдержанное, скупое письмо Саши было отправлено только через три недели после получения фотографии. И с тех пор – ничего.

Император и императрица писали довольно часто. По их письмам Дагмар могла понять, что они уже считают ее невестой сына и относятся как к дочери. Ей сообщили, что коллекция драгоценностей, которые готовили для нее перед свадьбой с Никсой, теперь завершена и только и ждет, чтобы новая хозяйка надела их.

Дагмар отвечала благодарностью, письма ее были нежны и в то же время сдержанны. Ни одним словом она не показывала, как уязвлена, озабочена, обижена молчанием человека, которого то любила, то ненавидела.

Молчание Александра Дагмар воспринимала как унижение. Если она ему не по сердцу, мог бы дать ей понять, что она теперь свободна! Конечно, год траура должен миновать, прежде чем средняя дочь датского короля станет доступна для претендентов на ее руку, но она могла за это время хотя бы оглядеться по сторонам, хотя бы примерно представить, за кого ей выходить замуж! В конце концов, свет не клином же сошелся на Александре!

Самое ужасное состояло в том, что она могла твердить себе это сколько угодно, но свет именно что сошелся на нем клином! Минни не лукавила перед собой: она хотела выйти замуж за Сашу не потому, что ему предстояло стать наследником русского престола! Она влюбилась в него… и эта неизвестность, это затянувшееся ожидание ответа от русского принца не только оскорбляли Минни, но и распаляли ее. Недостижимый принц казался еще более желанным именно потому, что мог оказаться несбыточной мечтой.