Наталья Павлищева: Дочь Роксоланы. Наследие любви

Попробовала спросить – не ответил, только сгорбился сильней.

Но оставалась еще просьба Хюмашах.

– Отец, во имя памяти о матери не вынуждайте Хюмашах выходить замуж за того, кого она не любит.

Сулейман вскинул голову.

– Об этом же перед смертью просила и Хуррем. Что там у Хюмашах?

– Она влюблена, и давно. Хороший человек, незнатный и небогатый, но разве это помеха? Она единственная наша с Рустемом-пашой дочь, мы сумеем дать Хюмашах хорошее приданое…

– Кто он? Пусть придет, я посмотрю на твоего будущего зятя.

Михримах чуть смутилась.

– Его нет в Стамбуле, отец. Аласкар сейчас на задании.

– Где?

– Он шпион султанши… Был таким. Это Аласкар сумел проникнуть к мятежнику, выдававшему себя за Мустафу, и заманить его в ловушку. Он много что сумел… Но сейчас он у шехзаде Баязида, султанша отправила его туда, чтобы следил за моим братом и дал знать, если тот сделает глупость.

Сулейман вдруг поднялся и шагнул к шкатулке, стоявшей на столе. Михримах быстро добавила:

– Но он скоро вернется. Мы с Хюмашах просим только подождать его приезда…

– Не вернется, – глухо проговорил султан.

– Что?!

– А я все думал, как к Баязиду попал вот этот перстень. – Сулейман протянул дочери большое кольцо.

Михримах в ужасе смотрела на перстень; именно его дала Роксолана Аласкару, чтобы тот мог доказать, что служит султанше.

За перстнем последовало письмо.

Строчки прыгали перед глазами, прочесть удалось с трудом. Баязид писал, что раскрыл султанского шпиона именно по перстню, который видел у валиде, и казнил его. С горечью упрекал в том, что за ним следят таким образом, и освобождал себя от любых клятв, данных матери…

Михримах даже застонала; перстень султанши, столько раз выручавший Аласкара, на сей раз его погубил.

– Это о нем? – кивнул на письмо султан, видя, как дочь схватилась за горло.

– Да…

– Передай Хюмашах, что я неволить не буду, но в казни ее любимого моей вины нет.

– Я знаю…

– Что еще такое делал для Хуррем этот человек? Это он раскрыл Каролину?

– Нет, отец, там помог Иосиф Хамон, он отправил людей, чтобы расспросили обо всем.

– Хорошо. Иди.

Михримах шла от отца, сжимая в руке письмо Баязида, и плакала. Как сказать Хюмашах, что ее возлюбленный казнен ее дядей за выполнение задания ее бабушки?

Хюмашах, шагавшая по коридору навстречу, обомлела:

– Что, матушка, что?! Что-то случилось? – Заметив письмо в руке у матери, ахнула. – Отец?!

Михримах скомкала лист, сунула за пазуху.

– Нет, дорогая, нет. С отцом все в порядке, я бабушку вспомнила…

– А… Повелитель что сказал?

– Повелитель сказал, что неволить тебя не будет.

Хюмашах счастливо заблестела глазами:

– Я подожду Аласкара, я буду его ждать столько, сколько нужно!

Глядя вслед дочери, Михримах едва не застонала. Пусть так, пусть ждет и надеется пока… так лучше, время лечит… может, потом… когда-нибудь… но не сейчас. Пока пусть верит и ждет.

Михр-и-мах – солнце и луна…

Так бывает, когда луна торопится появиться на небе, когда солнце еще не ушло на покой.

Так было, когда у Хуррем родилась крошечная дочь.

Валиде Хафса Айше никак не могла понять, радуется она рождению девочки или злорадствует. Конечно, куда почетней родить мальчика, но второй мальчик у Хуррем – это почти личное оскорбление валиде.

Хорошо, что девочка, решила Хафса Айше.

Но с другой стороны, почетней рожать мальчиков. У Сулеймана пока ни одной дочки, все сыновья, хотя их осталось двое – Мустафа и Мехмед, еще двоих забрала болезнь. Старшего, Мустафу, родила красавица Махидевран, а Мехмеда эта пигалица, которую Повелитель даже после рождения сына не отправил от себя прочь, а снова взял на ложе!

Михр-и-мах… Солнце и луна… Пусть девочку зовут именно так!

Она крошечная, недоношенная. Выживет ли?

Гарем злорадствовал, потому что у Хуррем не получилось родить второго сына, а первый… это случайно!

Теперь-то Повелитель возьмет на ложе какую-нибудь другую?

Не взял, снова позвал к себе эту зеленоглазую! Объявил, что рождению дочери очень рад, это его любимая принцесса, что статус Хуррем – Хасеки – подтверждает и фирман о рождении дочери выпустил (невиданное дело!), словно это не девчонка, а наследник престола.

Если честно, то и валиде тоже хотелось внучку, у нее столько внуков, а внучка только вот эта кроха, что таращила свои зеленые, как у матери, глазенки и смешно причмокивала губками. Однако характер показала с первых дней, за жизнь боролась не хуже братца Мехмеда, тоже родившегося маленьким и слабеньким.