Наталья Павлищева - Трон любви

Косогор был белым от ромашек. Не белоснежным, потому что у этих цветов желтые сердцевины и темно-зеленые листья, но белым от лепестков.

Хотелось упасть и скатиться по нему, переваливаясь с боку на бок.

Но Настя понимала, что этого делать нельзя – не позволит большой живот. Она снова носила ребенка.

Какой живот, откуда у нее, девчонки, живот?

– Настя-а-а-а!..

Она хотела откликнуться и тут же испугалась: нельзя вспоминать прежнее имя! Она Хуррем, давно Хуррем. Хасеки, у которой дети, нет, откликаться на имя, данное при рождении, нельзя.

Пыталась оглянуться, чтобы увидеть, кто зовет, голос был знакомым, до боли знакомым, но оглянуться не удавалось. Ахнула и… проснулась.

Вокруг полумрак, в углу два светильника, пламя которых слегка колебалось от движения воздуха. Внутри требовательно толкнулся ребенок.

Сон пропал, тут же одолели мысли. Первое – дети, ради них жила, за них готова горло перегрызть любому. Улыбчивая девочка уступила место беспокойной матери. Иначе и быть не могло, Мехмед, за ним недоношенная из-за травли Михримах, Абдулла, потом Селим, а теперь вот внутри толкался следующий ребенок. Пятый год – пятый ребенок.

Роксолана устала, устала носить большие для своей хрупкой фигуры животы, ловить на себе неприязненно-удивленные взгляды, мол, что ж это за женщина, которая, словно дворовая сучка, без конца приплод приносит? Удивлялись, считали ведьмой, потому что не может быть, чтоб женщина беременела еще до окончания очистительного срока, причем уже который раз!

Но куда больше устала бояться – за детей, за себя, за очередную беременность. Отравить наложницу в гареме, даже если она кадина и Хасеки, не так трудно, не помогут никакие зеленые тарелки, якобы предостерегающие, что в еде на них есть яд. Ничто не поможет, даже султан не спасет, только Господь, а как его просить, если отреклась от веры предков, стала мусульманкой? Все равно просила: Бог един, он поможет.

Жизнь в гареме не сравнишь с жизнью в родительском доме, не бедствовали Лисовские в Рогатине, совсем не бедствовали, но все ж на золоте не ели и в шелках не ходили. А здесь было все – роскошь, о какой только в сказках слышала, слуги, самостоятельно шагу не ступишь, все норовят помочь, за детьми присмотрят, тебя оденут и обуют, остается только желания высказывать да капризно перебирать.

Но золотая клетка все равно клетка. Как часто Настя, еще не став Роксоланой, вспоминала ромашковый косогор и возможность побегать босиком по траве, как часто уже Роксоланой мечтала сбежать, вернуться в свой пусть не такой богатый дом, припасть к материнской груди, попросить у отца благословения… Когда стала Хуррем и до рождения Мехмеда приняла ислам, думала уже иначе: как к отцу подойдет, как в церковь войдет?

Нет, дом оставался там, за морем, за горами, за лесами… Не дойти, не доехать, только в мыслях и вернешься.

Но родилась крошечная Михримах, а потом Абдулла и Селим, потряслась Хуррем от страха за детей, пока султана не было в Стамбуле, а янычары били в днища котелков и разоряли столицу, и поняла – и в мыслях не вернется.

Где у человека дом, там, где он родился, куда тянет его сердце? Но теперь сердце Роксоланы было здесь, а она сама окончательно стала Хуррем. Не потому, что любила Сулеймана, любовь к мужчине преходяща, как и у него к ней, а потому, что здесь рождены и жили ее дети. Для женщины дом там, где дом ее детей.

Пока бунтовала в Летнем дворце, Повелитель взял на ложе Махидевран, словно возродившуюся из пепла, сильно похудевшую, жаждущую вернуть себе положение рядом с султаном. Пусть Сулейман быстро понял, что не та уже Махидевран, что былого не вернуть, эта минутная близость дала плоды – Махидевран родила девочку, названную Разие. Теперь у Повелителя была не одна принцесса Михримах, и хотя отношение разное – Михримах любимая принцесса, да и Разие пока слишком мала и криклива, конкуренция есть.

Бесконечные беременности вымотали Хуррем, хотя переносила их легко, но пятый раз… И все же сама не решалась пожаловаться, Фатима и Зейнаб поняли и без жалоб, посоветовались, и Зейнаб на правах старшей завела разговор:

– Госпожа, стоит ли так часто рожать?..

Хуррем рассмеялась:

– Да если так получается!

– Есть средство…

Махидевран просто светилась, хотя побывала у Повелителя на ложе всего раз, но, почувствовав, что беременна, ожила. И хотя Сулейман вернул из ссылки Хуррем и снова взял ее к себе, Махидевран надеялась, что после рождения ребенка снова станет для султана желанной. Она очень хотела родить дочь, потому что с завистью наблюдала, как Сулейман ласкает маленькую забавную Михримах.